Три секунды
Шрифт:
— Вот черт, Йоранссон. Вот черт!
Комиссар вдруг двинулся к выходу.
— Но они уже у нас, Эверт.
Гренс замер, не дойдя до двери.
— Как это — «уже у нас»?
— Здесь примечание. Такое оружие было изъято. Оно у Кранца.
— Почему?
— Здесь не сказано. Можешь забрать пистолеты у него.
Ворчание, доносящееся из тяжело хромающего тела, постепенно стихло в коридоре следственного отдела. У интенданта Йоранссона больше не было сил бороться с охватившим его беспокойством. Он долго сидел, уставившись на экран с фамилиями.
Пит Хоффманн.
Эверт Гренс может, нажав пару клавиш компьютера или сделав несколько телефонных звонков, установить адрес, по которому в настоящее время проживает владелец оружия, проехать четыре мили к северу, в маленький поселок с большой тюрьмой, и допрашивать этого самого владельца до тех пор, пока тот не даст ответы, которые Гренсу получать нельзя.
То, чего нельзя было допустить, только что случилось.
Хоффманн молча стоял за запертой дверью кабинки до тех пор, пока не убедился, что он в туалете один.
Резинка из тренировочных штанов, столовая ложка, пакетик.
Так он прятал наркотики и шприцы еще в Эстерокере. Лоренс подтвердил, что этот способ все еще действует. Несмотря на всю свою простоту. Или же благодаря ей. Ни один надзиратель ни в одной тюрьме не проверяет дыры в сортирах.
Сливной бачок, сток в полу, трубы под раковиной — укрытия, в которые теперь бессмысленно даже пытаться что-то прятать. Но поискать в сортирной дыре вертухаям даже в голову не приходило.
Хоффманн разложил резинку, согнутую ложку и пакетик с амфетамином на загаженном полу. Натянул резинку, привязал одним концом к пакету, другим к ложке, потом встал на колени возле унитаза, крепко ухватил пакетик и сунул его как можно глубже в трубу. Когда он спустил воду, руки и даже плечо оказались мокрыми, под напором воды пакетик ушел еще глубже, а согнутая ложка зацепилась за край трубы. Хоффманн подождал, спустил воду еще раз, пусть резинка натянется максимально и пакетик на другом ее конце уйдет в трубу как можно глубже.
Ложка прочно застряла в ободке трубы, и теперь пакетика совсем не было видно.
Но его будет легко достать.
Встать на колени, сунуть руку в мокрое, осторожно потянуть.
Эверт Гренс покинул Йоранссона и коридор следственного отдела; правда, которую он никак не мог поймать, смеялась уже не так громко. «Радом».Хоть какое-то название за все время предварительного расследования. Девять миллиметров.Кто-то, кто может оказаться следующим звеном расследования той расправы.
Пит Хоффманн.
Такого имени Гренс никогда раньше не слышал.
Но этот Хоффманн был владельцем охранного предприятия, предоставлявшего фирме «Войтек Интернешнл» телохранителей во время визитов польских политиков. И имел, несмотря на пятилетний тюремный срок за вооруженное нападение с отягчающими обстоятельствами, лицензию на произведенное в Польше оружие. Оружие, которое, если верить базе данных, уже находится в полиции. Изъято две недели назад.
Гренс вышел из лифта и направился в криминалистический отдел.
Он добыл имя.
И совсем скоро добудет кое-что еще.
Болели колени. Хоффманн поднялся с пола и прислушался к тишине. Спустил воду еще два раза. Ни звука; он откинул крючок на двери и вышел из туалета. Пусть думают, что у него схватило живот, вот он и засел в кабинке надолго. Пит двинулся к телеуголку и начал рассеянно тасовать карточную колоду. Он делал вид, что убивает время, а сам поглядывал на вахту и кухню, высматривая надзирателей.
Вон они — спины в форме — отвернулись, чем-то заняты. Хоффманн поднял оттопыренный средний палец — обычно это их подстегивало.
Ничего. Никто не отреагировал, никто не обернулся.
Зэки ушли на послеобеденные занятия в школе или в мастерской, коридор пуст, надзирателей рядом нет.
Пора.
Хоффманн двинулся к ряду камер. Торопливый взгляд — никого. Он открыл дверь в камеру номер два.
Камеру Грека.
На вид все такое же, как у него самого: такая же паршивая койка, такой же поганый шкаф, и стул, и столик у кровати. Воздух был другой, застоявшийся или как будто кислый, но такой же мерзко-теплый, тот же пыльный запах. На стене фотографии — девочка с длинными темными волосами и женщина. Девочкина мать, уверенно подумал Хоффманн.
Что, если кто-нибудь откроет дверь?
Что, если кто-нибудь поймет, что он держит в руках, что он вот-вот сделает?
Он вздрогнул, но слегка, даже не почувствовав.
Уколов или понюшек получится не так уж много, всего-то граммов тринадцать-четырнадцать, но здесь, в тюрьме, этого хватит. Для нового приговора и нового срока, для немедленного перевода в другую тюрьму.
Тринадцать-четырнадцать граммов, которые надо засунуть повыше.
Хоффманн потрогал карниз с занавесками, осторожно подергал, и карниз отошел с первой попытки. Обрывок скотча вокруг пакетика и — к стене, приклеился хорошо, легкий карниз вернулся на место.
Пит открыл дверь, последний раз оглядел камеру, засмотрелся на фотографию на стене. Девочка лет пяти стояла на лужайке, на заднем плане махали руками дети со счастливыми лицами, они все куда-то направлялись, детский садик повели на экскурсию, рюкзачки в руках, на головах — желто-красные кепки.
Когда она придет к папе в следующий раз, его тут уже не будет.
Эверт Гренс склонился над длинным рабочим столом с семью подготовленными предметами.
Три польских пистолета «радом» и четыре охотничьих ружья.
— В одном оружейном шкафу?
— В двух. Оба зарегистрированы.
— Лицензия была?
— На все оружие, на которое выдала разрешение городская полиция.
Гренс стоял рядом с Кранцем в одном из многочисленных кабинетов криминалистического отдела, в помещении, похожем на маленькую лабораторию — с вытяжными шкафами, микроскопом и склянками с химикатами. Он взял один пистолет, взвесил на ладони оружие, упрятанное в пластиковый пакет. У того, убитого, лежавшего на полу гостиной, был в руках такой же.