Три секунды
Шрифт:
Он больше не мерз. Пол, от которого пахло соляркой, был все таким же жестким и холодным, но он больше не чувствовал холода, не чувствовал боли в коленях, он даже не думал о том, что он раздет, связан и что его вот-вот пнет в бок кто-то, шепотом обещавший убить его. Мартин Якобсон берег силы для слов, для мыслей, он замер неподвижно. Он больше не был уверен в том, что видит. Действительно ли Хоффманн подошел к самому большому верстаку и вытащил из-за пояса штанов пластиковый кармашек с какой-то жидкостью? Действительно ли разрезал его на двадцать четыре одинаковые части и, взяв моток скотча с полки, наклеил
Один из стульев, отодвинутых от стола для заседаний, стоял пустым; это был стул хозяйки кабинета. Заместитель министра юстиции провела ладонью по смятой карте, бессознательно пытаясь загладить то корявое, что не относилось к делу.
— Мы можем это осуществить?
Человек, стоявший напротив нее, руководитель шведской полиции, слышал ее вопрос, но знал, что означает он совсем другое. Хозяйка кабинета спрашивала не о том, способны ли они действовать — в этом-то никто не сомневался, решить проблему мог не только Йоранссон, решение проблемы не ушло вместе с ним. На самом деле слова замминистра значили «доверяем ли мы друг другу?» или даже «доверяем ли мы друг другу в степени достаточной, чтобы сначала решить это дело, а потом соответствующим образом относиться к этому решению и его последствиям?».
Он кивнул:
— Да. Можем.
Хозяйка подошла к книжному шкафу позади письменного стола и вытащила один из длинного ряда черных корешков. Полистала и нашла нужный свод законов. Шведская конституция, статья 2002:375. Ввела пароль, нашла нужное место в хранившемся в компьютере тексте и распечатала два экземпляра.
— Вот. Возьмите.
Конституция Швеции, статья 2002:375. «Положение о поддержке, оказываемой Вооруженными силами гражданским властям».
Она указала на седьмой параграф.
В соответствии с данным положением, Вооруженные силы, призванные оказать поддержку гражданским властям, не могут быть задействованы, если существует риск применения Вооруженными силами принуждения или насилия по отношению к человеческой личности.
Оба знали, что это означает. Использовать военных в полицейских целях — запрещено. Эта страна почти восемьдесят лет не позволяла военным стрелять в гражданских.
И все-таки именно это теперь предстояло сделать.
— Вы ведь тоже так думаете? Как тот комиссар, который распоряжается на месте? Что единственный способ справиться, единственная возможность, при которой пуля может долететь… туда, до этого здания… это задействовать военного снайпера? — Замминистра разгладила план тюрьмы, и теперь можно было следить за ее пальцем.
— Да. Я тоже так думаю. Нам нужно более мощное оружие и боеприпасы, лучшее снаряжение. Этого я требую уже несколько лет.
Она устало улыбнулась, поднялась, медленно прошлась по кабинету.
— Значит, Главному полицейскому управлению не разрешается использовать снайперов, служащих в Вооруженных силах. — Она остановилась. — А использовать снайперов, служащих в полиции, Управлению можно. Верно?
Она посмотрела на своего гостя; тот осторожно кивнул и развел руками. Он пока не понимал, куда она клонит.
Замминистра снова подошла к компьютеру, поискала что-то на экране и распечатала еще по два экземпляра каких-то документов.
— Статья номер 1999:740.
Подождала, пока он найдет нужную страницу.
— Постановление о подготовке полицейских. Девятый параграф.
— Да?
— Исходя из него и будем искать решение.
Она зачитала вслух:
— Главное полицейское управление может, если на то есть особые причины, допускать исключение из того, что говорится в настоящем Положении о профессиональной подготовке полицейских.
Начальник Управления пожал плечами:
— Я отлично знаю этот параграф. Но все еще не вижу связи.
— Мы наймем военного снайпера. В качестве полицейского снайпера.
— Но он все равно останется военным. Формально у него не будет полицейской подготовки.
Заместитель министра юстиции снова улыбнулась:
— Мы ведь с вами оба юристы, верно?
— Верно.
— Вы — руководитель Главного полицейского управления. У вас есть полномочия полицейского. Верно?
— Верно.
— Хотя формально вы не имеете полицейской подготовки?
— Не имею.
— Вот исходя из этого и будем искать решение.
Он и теперь понял не намного больше. Из чего она собирается исходить и какое решение искать?
— Мы найдем этого обученного, имеющего нужное снаряжение военного снайпера. Мы уволим его, по согласованию с его начальством, из Вооруженных сил и предложим этому свежеуволенному военному снайперу… скажем… временную вакансию в Главном полицейском управлении. В качестве интенданта или какого-нибудь другого полицейского начальника. Выбирайте чин и звание, в котором вы хотите его видеть.
Он все еще не улыбался — пока.
— В полиции он прослужит ровно шесть часов. Выполнит задание. А потом, когда шесть часов истекут, его можно будет снова принять на его же вакантное место в Вооруженных силах, которое за это время никто не успеет занять.
Только теперь начальник Управления начинал понимать ее замысел.
— К тому же Полицейское управление никогда, ни до, ни во время, ни после операции, не называет имен своих снайперов.
Вот оно.
— И никто не узнает, кто стрелял.
В здании пусто, чисто.
Пол, по которому еще не ступали ничьи ноги. Окна, в которые никто еще не выглядывал с тоской.
Здание погружено в темноту, свободно от звуков, даже дверные ручки блестят — за них еще никто не брался. Леннарт Оскарссон осматривал только что открытый корпус «К». Еще больше камер, еще больше места, еще больше заключенных, — демонстрация амбиций и могущества новоназначенного директора тюрьмы. Все вышло совсем не так, как он мечтал. Леннарт шел по пустому коридору, мимо настежь открытых дверей. Вскоре он включит освещение, активирует сигнализацию, а потом запах краски и недавно распакованной сосновой мебели смешается с запахом страха и плохо чищенных зубов. В необитаемых камерах всего через несколько минут справят новоселье торопливо переведенные сюда арестанты. Безопасность заключенных из корпуса «В» оказалась под серьезной угрозой — на двери и окна нацелились мощные спецназовские стволы, а на третьем этаже корпуса сидит террорист, о котором никто ничего не знает. Никто не знает ни его целей, ни требований.