Три секунды

Рослунд Андерс

— Это не просто снайперская винтовка. Это винтовка под названием «барретт». Она тяжелее, мощнее, используется для уничтожения материальных объектов. Чтобы разнести автобус. Поразить корабль. Чтобы взрывать мины. — Стернер поздоровался с коллегами, которые остались на балконе уже в качестве наблюдателей. — Большое расстояние. Мне сказали про большое расстояние. И меня готовили к стрельбе на большие расстояния. Но это… я не имею права стрелять по живой мишени.

С биноклем в руках Стернер рассмотрел Хоффманна в обрамлении оконной рамы и понял, о чем на самом деле идет речь.

Теперь он смотрел на Гренса.

— Как? Так этот, там… он… живая мишень?

— Да. И… что это означает?

— Это означает… мои боеприпасы — это зажигательные и разрывные пули. Я не могу стрелять ими в людей.

Гренс хохотнул — или издал что-то похожее на короткий раздраженный смешок.

— Ну и… какого вы здесь делаете?

— Расстояние до объекта — тысяча пятьсот три метра. Такое задание я получил.

— Задание, которое вы получили, — это не дать одному человеку отнять жизнь у двух других людей. Или, если вам так больше нравится, — одной живой мишени отнять жизнь у двух других живых мишеней.

Стернер отрегулировал бинокль, чтобы лучше видеть террориста. Тот так и стоял у окна, на том же месте, он нарочно подставлялся — и было неясно зачем.

— Я подчиняюсь только международным законам.

— Законы… черт вас дери, Стернер…законы сочиняют те, кто привык отсиживаться по кабинетам! Но это… это реальность. Этот, который стоит там, в мастерской, живая мишень,именно он сейчас — та самая реальность, и если его не остановить, то погибнут люди. И уж конечно, и они сами, и их скорбящие близкие будут обалдеть как рады узнать, что вы соблюдали… как там… международные законы.

Бинокль был мощный, и, хоть руки у снайпера слегка дрожали из-за сильного ветра, не составляло труда следить за мужчиной с длинными светлыми волосами, который иногда оборачивался и смотрел вниз на что-то. На заложников, понял Стернер. Они лежат на полу возле него. Именно там.

— Если я сделаю по-вашему, выстрелю из своей снайперской винтовки теми пулями, что у меня с собой, его попросту разорвет. В клочья. — Он опустил бинокль и посмотрел на Гренса. — Так что вы будете собирать живую цель, человека… ошметки тела… по всей мастерской.

Лицо, рот — он возник снова.

Человек в мятой синей форме надзирателя поднялся на ноги. Тот же монитор, что и в прошлый раз, та же камера — ее отвернули от бетонной стены. Бергу было по-прежнему жарко, но он выключил и унес вентилятор. В тесной будке вентилятор мешал, Бергу нужно было больше места — одна из камер ожила, и картинка пошла на все шестнадцать экранов.

Рот что-то сказал, потом возник другой рот. Появился еще один человек, Якобсон, голый, связанный. Террорист держал его и вдруг отступил на шаг, он хотел, чтобы стало видно — он целится из миниатюрного револьвера Якобсону в голову, а потом беззвучно произносит слова.

На этот раз Бергу не понадобилось отматывать назад.

Два первых он узнал моментально.

«Я их убью»

Истолковать три последних слова оказалось удивительно легко по отчетливым движениям губ.

«Через двадцать минут»

Свен Сундквист с мобильным телефоном в руке бежал вверх по церковной лестнице. Звонок, взволнованный голос дежурного с центрального поста яснее ясного дал понять: обратный отсчет пошел, и с каждой минутой, с каждой секундой для принятия решения остается все меньше времени. Свен замедлил шаги, открыл люк и прополз под колоколом на балкон, где стояли Эверт, новый снайпер и наблюдатели. Свен почти прокричал им, что на долгие разговоры больше нет времени.

Эверт посмотрел на него — взгляд сосредоточенный, на виске пульсирует жилка.

— Когда?

— Минуту двадцать секунд назад.

Гренс ждал этого, хотя думал, что все будет не так быстро, что у них еще есть время; он вздохнул — ситуация развивалась так, как развивалась. Вечно времени в обрез. Он вцепился в перила, глядя на поселок, на тюрьму. Два мира, между которыми — несколько метров и граница. Поразительно: система правил и предписаний одна и та же, но при этом у них нет ничего общего.

— Свен!

— Что?

— Кто он?

— Кто?

— Инспектор.

Этот, в окне, за пуленепробиваемым стеклом, знает, Хоффманн точно знает, как вся эта хрень происходит. Он знает, что все начнется прямо сейчас, рассчитал, что мы среагируем на пожилого инспектора. И он прав. Мы нервничаем из-за этого седого. Если бы… там был просто еще один долгосрочник-наркоторговец… трудно сказать, но мы бы вряд ли так напрягались.

— Свен?

— Сейчас.

Свен полистал свой блокнот, страницы убористо исписаны карандашом. Не так много народу сейчас пишет карандашом.

— Мартин Якобсон. Шестьдесят четыре года. Поступил на работу в Аспсос в двадцать четыре года. Женат. Взрослые дети. Живет в поселке. Пользуется симпатией и уважением, угроз не получал.

Гренс с отсутствующим видом кивнул.

— Еще что-нибудь нужно?

— Не сейчас.

Гнев. Его внутренний мотор, движущая сила, без него Гренс — никто. И вот гнев охватил его, грубо встряхнул. Какого черта! Почему именно этот человек оказался там, голый, связанный, с приставленным к глазу мини-револьвером? Человек, который сорок лет за гроши проработал среди людей, презирающих его, — ради того, чтобы погибнуть на вонючем полу мастерской за год до пенсии…

— Стернер!

Военный снайпер лежал с биноклем возле перил, на некотором расстоянии от Гренса.

— Сейчас вы полицейский. Сейчас вы полицейский.И будете полицейским еще пять с половиной часов. А полицейское руководство операцией поручено мне. Так что я — ваш командир. Это означает, что с настоящей минуты вы делаете ровно то, что я приказываю. И меня, слушайте внимательно,не интересуют рассуждения о живых мишенях и международных законах. Это понятно?