Три столицы
Шрифт:
Когда делали фильм «Операция «Трест», Шульгина попросили стать в нем этаким вкраплением, комментирующим события. Он отказался. Он хорошо помнил свои мытарства с предыдущим фильмом.
Тогда он тесно сотрудничал с Иваном Алексеевичем Корнеевым, давал ему свои черновики, сообщал о ходе работы… Это был бедный и очень образованный человек, влюбленный в Шульгина, который в одном из писем к нему писал, что Эрмлер и Владимиров взяли его «за горло». Им хочется показать старца, который принял отречение, но ему не хочется быть простым исполнителем
Судя по тому, что И. А. Корнеев подготовил к печати «Неопубликованную публицистику», можно предположить, что она является частью этих опасных мыслей.
В предисловии к неосуществившейся публикации, помеченном
11 июня 1964 года, Корнеев писал, что она составлена по черновым материалам к фильму и называл 86-летнего автора «гениальным артистом, вдохновенным пророком нового времени».
Мне первый машинописный экземпляр Василий Витальевич вручил много позже, сказав:
— Все верно, и это мое нынешнее мнение.
Я хранил рукопись, как важнейший документ, и вот он пригодился…
Я знаю, что Шульгин диктовал Корнееву большую книгу «Годы», о думской деятельности за десять лет, предшествовавших революции.
Корнеев проделывал громадную работу для Шульгина. И радовался ей. Так, 19 марта 1966 года он сообщал ему, что болел всю зиму, но закончил работу по составлению сборника всех речей того в Думе. Оказалось, что Шульгин выступал 61 раз, а 62-ю речь он сказал на объединенном заседании всех четырех дум 27 апреля (10 мая) 1917 года по случаю XI годовщины открытия Государственной думы. В письме он привел речь, и мы возьмем из нее характерный отрывок:
«Столыпин сыграл огромную роль в моей жизни. Со страстью, свойственной молодости, я отстаивал с кафедры Государственной думы его программу, потому что считал предначертанный им путь действий единственно правильный для спасения России и ее дальнейшего эволюционного развития. Несомненно, Столыпин был наиболее выдающимся государственным деятелем Российской империи в последний ее период. Это признавали и враги его.
Вскоре я сблизился с Петром Аркадьевичем и полюбил его. После его мученической кончины память Столыпина стала для меня священной. Считаю, что сейчас еще не настало время для объективной оценки его деятельности…»
Я попытался найти более подробные сведения о Корнееве. Их мало. Мария Димитриевна упоминает о нем в письме от 20 октября 1963 года и предупреждает Василия Витальевича, чтобы не ездил на съемку в Ленинград. Обманут-де. «Еврейские трюки ты знаешь хорошо». Вспоминает, как Вайншток говорил в гостинице «Заря»: «Да разве я мерзавец? Разве я не понимаю, что именно нужно, чтобы удовлетворить В. В.? Да разве я не такой же интеллигентный человек? (Мимика и жесты соответствующие)». Марди считает его мерзавцем и
В ответе Шульгин уповает на лучшее. Машина по фильму заработала. «Судьба захотела, чтобы я как бы приложил руку к крушению Империи, которую я ценил и любил. Объяснение в книге «Дни», которую ты писала под мою диктовку».
В следующем письме:
«Китайский коммунист спросил русского коммуниста:
— Согласен ли ты, чтобы ценой гибели нескольких сотен миллионов буржуев коммунизм водворился во всем мире?
На это Хрущев ответил:
— Иди к черту, Маодзедун!
Этот разговор решил судьбы мира» и вдохновлял Шульгина при работе над фильмом. И еще соображения:
«Я всю жизнь делал то, чего я не хотел. Разве я хотел в Думу? Я ненавидел парламент с детства, когда еще в России ничего этого не было, а только случайно, ничего в этом не смысля, читал в газетах про какую-то борьбу партий в Европе.
Во вторую Думу меня послали черные Волынские мужики, которые заявили, что я им нужен в Думе, потому что они ничего не понимают, чего им там, в Думе, надо делать.
В третью Думу потому, что я выделился во второй и от меня требовали, чтобы я, молодой, не отказывался от своего долга перед Россией. Но в четвертую я отказался наотрез. Тогда Антоний, архиепископ, впоследствии митрополит, послал на меня телеграфную жалобу Димитрию Ивановичу. От него я получил депешу:
— Соглашайся. Через год откажешься.
Отказаться не удалось через год, потому что изменилось со смертью Д. И. (Пихно. — Д. Ж)
Теперь мне так же противно выступать в фильме, как тогда идти в Думу.
Но обстоятельства круто изменились и дезертировать не могу. Но ты не бойся, дорогая моя Машенька, за мое здоровье. Я выдержу, потому что чувствую: жалок тот, в ком совесть нечиста. Господь Бог поставил передо мной еще один барьер, и я его возьму с помощью Божией».
В следующем письме:
«Фильм вызвал на срок 20 дней Ивана Алексеевича. И платит ему содержание. Работа идет».
14 декабря В. В. рассказывает о съемках. «Надо подчеркивать трагизм движения рук, но если чуть-чуть сделаешь жест более широким или узким, то опять нехорошо, ибо «искусство там, где начинается чуть-чуть». Еще хуже с голосом. Если говорить тихо, «трагическим шепотом», то аппарат может не уловить его. Но если закричать трагически, то тоже плохо, «от великого до смешного только один шаг».
Описание съемки:
«Мотор! Два раза «дзз-дзз»! Номер какой-то кто-то кричит. И после этого какой-то ящичек перед лицом делает громко: хлоп! И тогда Эрмлер: «Начинайте». После этого ты должен начать «естественно и спокойно».
Корнеев при всем этом присутствует и ловит каждое слово Василия Витальевича.
И ведь вот как бывает… Я сам встречался с Иваном Алексеевичем Корнеевым, а хоть убей, не помню его, даже храня копию своего письма Шульгину, в котором, среди прочего, говорится: