Три стороны моря
Шрифт:
— Прошло достаточно времени. Трижды достаточно. Пиай больше успел на южной границе, чем ты в центре страны.
Пиай был архитектором и долго, трудно высекал четыре огромные статуи Рамзеса из нависающей над рекой скалы.
— Я слежу, я слежу, о Великий Дом! Но во всей дельте не было ни одного погребения безголового тела.
— На свете есть не только дельта.
— О да, великий правитель Верхнего и Нижнего…
— Замолчи! — Рамзес повел бровью, и чати стало совсем плохо. — Ты должен его найти. Ты должен его найти быстро. Если ты чати. Если ты еще хочешь быть чати, жизнь-здоровье-сила!
Река Хапи успела снова разлиться, вынесла ил на поля и удобрила почву; звезда Сотис [32] спряталась и вернулась, а вор
32
Сотис — греческое название Сириус.
За год многое переменилось. Золота почти не осталось. Ба-Кхенну-ф оплатил третью в своей жизни погребальную церемонию. Теперь он был совершенно один. Отец, брат, мать… Но с братом он разговаривал в трудные часы. И порой ему казалось, что это Ба-Кхенну-ф умер, а Аб-Кхенну-ф жив.
В отличие от матери Ба не считал, что исполнил долг перед братом. Впрочем, пусть они там разбираются в блаженных полях Налу. Его дело — совершить, как он понял.
От разлива до разлива Ба-Кхенну-ф экономно расходовал золото, изучая надписи в храмах, беседуя со жрецами Тота, Хнума — богов, не избалованных подношениями, читая свитки, связывая обрывки легенд. Он теперь знал, что Абту — не Нубия, что Нубия за Элефантиной; он знал, что те четырнадцать дверей ведут не куда-нибудь, а к самому Джосеру, [33] который выстроил себе лестницу в небо; он знал, что сфинкс не имеет отношения к Хуфу; он высчитывал расстояния и гораздо лучше представлял полоску жизни вдоль Хапи посреди двух пустынь.
33
Джосер — фараон III династии, строитель первой в истории пирамиды (около 2640 г. до н. э.).
Вот только золото кончалось…
Его долг перед братом имел название. Долг имел предполагаемую цену. И высоту.
Но Ба-Кхенну-ф не мог жить, не освободившись от этого долга. Он потерял беспечность и страсть. Все будет. Надо лишь рассчитаться.
Пирамида Хуфу.
Предположительно — жизнь.
Высота триста тридцать два локтя. Или треть схена, [34] если вытянуть схен вверх.
Люди склонны потворствовать друг другу и утешать сами себя. Жрецы уверяют своими заклинаниями: да, ты пройдешь по уродливой спине Апепа, ты не потеряешь дар речи в загробном царстве, ты воссядешь среди богов — а как же иначе, раз мы читаем над тобой слова, которым столетия, и от самого Джосера люди ими утешали себе подобных.
34
Схен — древнеегипетская мера длины, 445 м 20 см.
А здесь, сейчас все просто: вот она, возвышается. Ты, Ба-Кхенну-ф, или выйдешь оттуда, из того коридора, если там есть коридор, — или не выйдешь. И вся твоя ценность в том, Ба-Кхенну-ф, выйдешь, сумеешь — или нет. Или удобришь собой потустороннее существование древнего Хуфу. Когда-то ты не хотел идти с братом, что ж — ступай теперь сам.
Иди, Ба-Кхенну-ф, вернуться, когда она выросла до небес — чем способен унизить тебя Великий Дом сильнее? Ты отступишь, и дни потянутся хуже смерти.
Он закрыл глаза, призвал внимание, ум, ловкость — есть ли что-нибудь из этого? — открыл глаза. Он долго готовил светильню, необходимо было высечь огонь и зажечь масло.
И пирамида проглотила его.
О нечеловеческом надгробии Хуфу в народе ходили страшные легенды. Для поколений она являлась славой страны, для следующих поколений — проклятием. А новые поколения заново объявляли пирамиду божественной иглой в небо и поклонялись геометрическим пропорциям; а их наследники с установлением династии опять меняли точку отсчета, и пирамида представала домом ужаса. Лишь разрушенный город отступника Эхнатона вызывал столько же споров, но он был построен всего сто разливов назад и вскоре разобран по камешку, развеян в миражах пустыни. Хуфу умер на тысячу двести разливов Хапи раньше.
Чуждость великой пирамиды человеческому сердцу ощущалась каждым, кто ее хоть раз видел. А какие чувства она поселяла в душах, когда макушка ее была одета листами золота и солнце, отражаясь, резало глаза за один только нескромный взгляд? В недрах этой горы лежали кости дерзких, настигнутых дальномыслящим Хуфу. По его воле на незваных бросались кобры, в темных закоулках похитителей поджидали водоемы с громадными крокодилами. А сокровища Хуфу были несметными, непредставимыми, как все опасности на пути, как сама пирамида. Кое-где не было ни змей, ни крокодилов, там селились пауки-людоеды, там сверху падали острейшие решетки-копья, под ногами разверзались колодцы с отвесными стенами… Много ловушек приготовил сын Снофру, отец Хефрена. Сотни смелых погибали в мучениях, не добравшись до главной комнаты, никто не добрался, и жертвы отправлялись в Аментет, чтобы до конца вечности служить рабами победоносному Хуфу.
Все это, разумеется, Ба-Кхенну-ф знал.
— Привет вам, великие верховные владыки Секхема, Хе-ру-кхенти-ан-маати и Тот, который пребывает с верховными правителями в Нарерут-фе! — прошептал Ба. — Ночь сущего на ночном празднестве в Секхеме означает свет восходящего солнца на саркофаге Осириса. [35]
Не зря он провел год в храмах, не зря раздавал золото, изучая иероглифическое письмо первых династий. Секхемом называлось это место, город мертвых на западном берегу, песчаное плато пирамид, и тайные слова, непонятные ему самому, затверженные наизусть в святилище Ипет-Рес, [36] выведут обратно, в ночь, к звездам.
35
Подлинный текст Египетской Книги Мертвых.
36
Ипет-Рес — ныне известен как храм Луксор.
— Привет тебе, Тот, приносящий Осирису успех, помоги восторжествовать над противниками в присутствии великих верховных правителей! [37]
Сказал — и протиснулся в узкий проход.
Этот путь, очевидно, был когда-то специально завален камнями. Он то становился широк, то заставлял Ба выставлять светильню на вытянутой руке вбок и лезть, обдираясь о стены. Да, здесь могли быть змеи.
Заваленные участки встречались с равными промежутками. Но везде обнаруживались расчищенные проходы. В какой-то миг, когда Ба оттолкнул плечом глыбу слева и широко шагнул, почти прыгнул, большой камень наверху пошатнулся и с грохотом обрушился туда, где он только что был. Двигайся он потрусливей — камень сломал бы ему спину.
37
Подлинный текст Египетской Книги Мертвых.
— Это не ловушка… — прошептал Ба.
Действительно, это было просто потревоженное скопище известняка.
Ба выбрался на широкое место и провел ладонью по стене. Ощущение поразило его: стена оказалась гладкой, словно… Не бывает такой ровной, отшлифованной гладкости в природе. Он подумал, что стена из золота, и приблизил светильню. Но нет, камень. Словно огромные чудовища с шершавыми языками на службе у Хуфу вылизали ее до блеска. Хотя огромные чудовища сюда бы не поместились.
Ба представил пирамиду одним огромным чудовищем. Ему стало жутко. Живот чудища мог запросто переварить человека, стены сойдутся, коридор сожмет… И ясно, почему до сих пор он не встретил костей, останков жертв — пирамида питается ими. Ба прислонился к стене. Вот и еще открытие, маленьких открытий накопилось много за год внимания к своему ка: выходит, с помощью воображения он способен напугать себя сильнее, чем все потуги окружающего мира.