Три возраста Окини-сан
Шрифт:
– Я был счастлив служить с вами, господа, и уношу в своем сердце любовь к вам и к нашим миноносцам. Если броненосцы приравнивают к боевым слонам, а крейсера к легавым, которых пускают по следу крупного зверя, мы, миноносники, похожи на скорпионов, готовых смертельно ужалить противника. Выпьем за наши будущие победы. Гимн, господа… гимн!
В едином движении сдвинулись бокалы:
Погибнем от чего угодно,Но только б смерть не от тоски.Нет панихиды похоронной,Как нет и гробовой доски…Но, даже мертвые, впередСтремимсяКоковцев получил казенную квартиру в Кронштадте. Он решил прочесть «фантастический роман» адмирала Макарова!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Фантастика была слишком реальна. «Весь мир, – начинал Макаров, – был, как громом, поражен неожиданным известием о появлении грозного броненосного флота, принадлежащего какому-то государству, о существовании которого никто не знал». Где-то далеко в океане укрылась неизвестная страна с талантливым народом древней культуры. Наконец ему надоело жить в самоизоляции, он решил сбросить с себя покрывало тайны «и смело положить свой меч на весы равновесия всего мира». Макаров писал, что этот загадочный народ уже давно наблюдал за политикой европейцев, а «вечные интриги и притязания англичан окончательно вывели островитян из терпения, и одним взмахом меча они надеялись рассечь все дипломатические узлы, чтобы переместить центр политического равновесия на Тихий океан…» Коковцев позвонил Эйлеру по телефону:
– Леня, но ведь Макаров пишет конкретно о Японии!
– Ага, ты понял? – обрадовался Эйлер. – А дочитал ли до момента, когда островитяне разгромили все флоты мира? Потому что они изучили недостатки наших закоснелых флотов и создали свой флот – идеальный… Читай дальше.
Макаров писал, что непотопляемость – падчерица морского дела, флоты Европы пренебрегают ею, все внимание и деньги вкладывая в броню и пушки. Теоретически каждый корабль непотопляем, ибо разделен на самостоятельные отсеки, при заполнении водой лишь части их корабль обязан существовать! Но практически они тонут от любой дырки в борту. Почему?.. Корабль безропотно переносит удары неприятеля, он честно исполняет долг и с честью гибнет. Но не к чести моряков и строителей служат эти потопления, за которые они ответственны перед своей совестью… Только восторженный Ленечка Эйлер мог назвать статью Макарова романом. Какой там роман! Это же призыв к действию. Это пророчество о гибели…
– Вова, ты дочитал до конца? – спрашивал Эйлер.
– Нет.
– А жаль…
Коковцеву что-то мешало дочитать «роман», а что – не мог понять. Санки с морского льда вынесли его на кронштадтский берег. На балконе здания командира порта – подзорная труба на штативе, чтобы Макаров мог озирать всю эскадру, прямо из своего кабинета выискивая промахи в корабельной службе. В приемной теснилась притихшая очередь матросов и рабочих Пароходного завода. Кавторанг подошел к адъютанту Шульцу:
– Я прибыл представиться адмиралу.
– В неудачное время. Адмирал до часу дня принимает жалобщиков. – Шульц придвинул стопку ежемесячников флотов Англии, Франции и Германии. – Полистайте, чтобы не скучать, подчеркивая интересное. Потом все подчеркнутое адмирал проглядит.
В кабинет двинулся старый матрос Иван Хренков, неся на подносе кофе. Из дверей высунулась бородища Макарова:
– Владимир Васильевич, входите… – Он сразу заговорил, круто и напористо, будто возражая кому-то: – Думаете, я на месте? Нет. Меня пошлют туда, где я нужен, когда наши дела станут плохи. А пока меня держат за этим столом, как собаку на привязи. Мое место там – на Дальнем Востоке…
Коковцев спросил, чем ему сейчас заниматься.
– Не знаю, – честно отвечая Макаров. – Минировать тут пока нечего… Я, например, успел до полудня запретить распитие водки на улицах, указал не разорять птичьих гнезд в парке, заглянул на рынок, чтобы посмотреть, каким мясом торгуют, потом на камбузе Экипажа, повязав фартук, учил коков, как следует варить вкусные щи…
– Рад исполнить любое ваше поручение.
– Отправляйтесь в четвертый экипаж, проверьте в библиотеке, что читают матросы и есть ли у них тяга к классике. Это первое. Второе: в том же экипаже, чтобы далеко не ездить, разденьте матросов догола и переставьте их на весы. Тощих и пузатых в три шеи гоните к врачам, пусть выясняют, отчего такая ненормальность, для флота неугодная… Желаю успеха. А вечером прошу ужинать ко мне.
С шести часов утра на ногах, Макаров неистово трудился в поте лица, принимая доклады, выслушивая дураков и умников, выезжал в порт, посещал корабли, все замечая, все перетрогав, оправдывая неудобную для него славу «беспокойного адмирала». Но при этом, как бы его ни взбесили, Макаров оставался вежлив, а грубость офицеров резко пресекал:
– Флот – не казармы Аракчеева! Извольте выслушать матроса даже в том случае, если он несет ахинею. Бойтесь пассивного подчинения себе. Такое повиновение уже есть скрытая форма пассивного сопротивления. Пусть матрос выболтается. Ему приятно, а вам, господа, не так уж и противно.
В десять часов он возвращался домой и сорок пять минут спал как убитый. Пообедав в кругу семьи, запирался в кабинете с библиотекой, куда имел доступ только его вестовой. Макаров писал острыми, как штыки, карандашами, отбрасывая затупленные в сторону. Тихим голосом называл он Хренкову книги, которые надо подать, номера папок, которые следовало открыть. В восемь часов опять был свободен для службы, вызывал начальников, распекал их, вставлял в них «фитили» и подпаливал их снизу, требуя служебного рвения. К десяти вечера отъехал в Морское собрание, где слушал или сам читал лекции. Вернувшись домой, Степан Осипович писал новое, или редактировал раньше написанное. В половине двенадцатого ночи, прихлебывая чай из стакана, диктовал машинистке письма друзьям, а гостиная уже наполнялась близкими ему людьми – для ужина… Макаров разбудил дремавшего в кресле Коковцева.
– Вот как вас разморило! Разве не проголодались?
За столом адмирала – мужская компания, ни одной женщины, а прислуживали матросы.
Ровно в час ночи адмирал поднимался:
– Господа, завтра у нас новый служебный день!
Коковцева разбудил звонок жены из Петербурга.
– Ну, конечно! – сказала Ольга. – Я барабаню целый день, а тебя нигде не могут найти… Очень ловко придумано: затем ты и пошел на берег, чтобы удобнее было мне изменять.
– Одумайся! Я едва на ногах держусь от усталости.
– Владя, поклянись мне, что ты один.
– Не сходи с ума, – отвечал Коковцев…
Служить с Макаровым было очень утомительно, но зато интересно. Незаметно прошло жаркое лето, а на Амуре творилось что-то ужасное. Три недели подряд китайцы громили из пушек Благовещенск, в улицах зыкали пули хунхузов. Вырезав наши погранпосты, войска Цыси форсировали Амур, зверствуя в деревнях, убивали людей и грабили напропалую. В речных станицах остались дети и старики – все мужчины и женщины взялись за оружие. Пассажирские пароходы, наспех закрывшись листами котельного железа, превратились в самодельные канонерки. Особенно отличилась одна из них – «Селенга»: вся как решето, в команде убитые и раненые, она огнем своих пушек сметала с берега врагов. Доблестная «Селенга» и положила начало славной Амурской флотилии… Из этого нападения следовало делать скорые и решительные выводы! Коковцев нашел время изучить материалы, английские и австрийские, опубликовав статью о развитии канонерской мощи Амура, чтобы впредь таких кровавых историй больше не повторялось. За основу амурской канонерки он взял канонерки, плававшие у англичан по Нилу, у австрийцев по Дунаю…