Три заповеди Люцифера
Шрифт:
— И где ты соизволил пропадать? — вежливо, но через силу поинтересовался доктор исторических наук.
— И где меня не носило! Рассказывать долго, но интересно. Потом как-нибудь за кружкой пива поведаю.
— Жду не дождусь! — поморщился профессор, которому разговор с бывшим другом юности явно был в тягость.
— Слушай, Штуцер, а я ведь к тебе по делу. Заработать хочешь?
— Да ты меня никак на «гоп-стоп» [24] приглашаешь? — уже не скрывая иронии, усмехнулся Василий Васильевич. Ему очень не понравилось, что Тушкан вспомнил его студенческую кличку, да и панибратская манера общения бывшего однокурсника вызывала в профессорской душе внутренний протест.
24
«Гоп-стоп» (уголовный жаргон) — ограбление.
— Тебя на «гоп-стоп»? — удивился Тушкан. — Да что ты, книжная душа, об этом знаешь? Хоть морда у тебя и широкая, и ты целую холку сала наел, а всё равно жидковат ты для этого дела. Так что ты, корешок, лучше учи своих желторотых студентиков, как в семнадцатом Зимний брали, а знанием уголовного жаргона не щеголяй!
— Я тебе не кореш! Говори, за чем пришёл. Впрочем, мне это неинтересно, так что не напрягайся.
— Как скажете, профессор. — с показным равнодушием согласился Тушкан. — Значит, «Ближний круг» — не твоя тема?
— Что ты сказал?
— Чего это Вы, господин профессор, глазки-то выпучили? Или не ожидали из моих прокуренных уст что-то подобное услышать? Вы, уважаемый доктор исторических наук, наверное решили, что я изволю только по «фене» выражаться! Ай-яй-яй, профессор! Как же Вы меня не оценили! Ну и фраер ты, Штуцер! Думаешь, только тебе высшие материи подвластны? Значит так: или ты берёшься провести экспертизу текста, разумеется, негласно, и получаешь за это пять «кусков», или я в тебе ошибался, и мы расходимся, как в море корабли!
— Что за текст? — оживился профессор. — Покажи!
Тушкан взмахнул рукой, и из рукава потёртого демисезонного пальто выскочили свёрнутые в трубочку десять ксерокопированных листов из «Оперативного журнала» покойного Иосифа Киквидзе.
Штуц быстро пробежал глазами пару листов текста.
— Откуда это у тебя?
— Я так понимаю, что вопрос носит чисто риторический характер? Или ты действительно считаешь, что я прямо сейчас возьму и выдам тебе информатора? Ты мне лучше без уловок скажи: берёшься за работу или нет?
— А ещё есть текст?
— Не слышу ответа! Берёшься или нет?
— Берусь, но текста недостаточно.
— А тебя никто и не просит делать глубокий исторический анализ. Твоё дело определить, имели ли место в нашей истории описанные неизвестным автором факты, или всё это плод творческого воображения?
— То есть, ты хочешь знать, действительно ли это подлинные мемуары, или товарищ на старости лет решил книжку сочинить?
— Верно улавливаешь! — хмыкнул Тушкан. — Сколько тебе времени надо?
— Сначала надо подробно изучить текст, потом покопаться в хронологии… дня за три управлюсь.
— Тогда не смею больше Вас, профессор, задерживать. Да, чуть не забыл! Упаси тебя бог, Штуцер, если о существовании этих листочков узнает хоть одна живая душа! Надеюсь, ты меня понял.
«Ничего не поделаешь! — размышлял про себя Василий Васильевич после расставания с заклятым другом юности. — Уголовник — он и есть уголовник! Что с него взять!» При этом рука сама залезала за отвороты пальто, чтобы проверить, на месте ли драгоценные ксерокопии. Профессор с удовлетворением ощупывал свёрнутые в трубочку страницы, реально осознавая, что перед ним открываются неведомые страницы истории государства российского.
Ровно через три дня Тушкан снова поймал его за рукав пальто на выходе из учебного корпуса.
— Договор дороже денег! — шмыгая носом, скороговоркой выпалил бывший однокурсник. — Заключение готово?
— Готово, — кривя губы, ответил Штуц, пытаясь дистанцироваться от хлюпающего носом заказчика.
«А ведь он действительно похож на грызуна. — отметил про себя профессор. — Есть в нём что-то крысиное».
Тем временем Тушкан высморкался на виду у проходящих студентов, и, ничуть не смущаясь, вытер руку о полу потёртого пальто.
— Давай, — протянул он руку, которой только что прочищал нос.
Василий Васильевич достал из кармана сложенный вчетверо распечатанный на принтере лист и брезгливо передал Тушкану, который не глядя спрятал его за отворот пальто.
— Сам-то что скажешь: туфта или нет? — в очередной раз шмыгнув простуженным носом Суслов.
— Деньги давай! — вместо ответа потребовал Штуц. — Договор дороже денег, но и деньги счёт любят.
— Ох и хват ты! — покачал головой Родион, но пачку долларов, перетянутую аптекарской резинкой, отдал. — Так что скажешь? — продолжал настаивать Тушкан. — Неужели туфта?
— Скажу, что ты даже не представляешь, с чем столкнулся! Это не просто открытие новых исторических фактов, это…
— На этом можно сделать большие деньги? — нетерпеливо перебил его Тушкан.
— На этом, Родион, ты сможешь потерять голову! — уверенно закончил профессор.
— Как? — удивился Родька? — Как голову? Это значит, что навара не будет?
— Это значит, что ты, Суслов, по своей глупости влез в государственный заговор. Дело, конечно, прошлое, но раз оно до сих пор не предано огласке, то есть большая вероятность того, что заговорщики ещё живы, или у них имеются последователи, которые профессионально оторвут тебе голову, ты даже чихнуть не успеешь.
То ли от удивления, то ли от расстройства, а скорее всего, от простуды, но именно в этот момент Тушкан громко чихнул. Штуц ничего на это не сказал, а только выразительно покачал головой.
Через час Тушкан был на приёме у Мозговеда на одном из московских рынков. Султан Каримович держал в дальнем углу рынка шашлычную, и в центральном павильоне приторговывал фруктами. В шашлычной на втором этаже Мозговед оборудовал себе рабочий кабинет, сопряжённый с просторной, устланной натуральными коврами, комнатой отдыха.