Три желания, или дневник Варвары Лгуновой
Шрифт:
— Замри, — скомандовала она, и щелкнул затвор фотоаппарата.
Я в этот момент в позе лотоса и с венком из одуванчиков на голове медитировала и досыпала на поваленной березе.
У меня было состояние нирваны, полного умиротворенного счастья и понимания, что лес, поляна, залитая солнцем, птички, запах утренней прохлады, самого леса и земляники, от которого кружит голову и хочется дышать полной грудью — это то, что люди называют счастьем и одно из того, ради чего, наверное, стоит жить.
А
— Ты переключилась с пейзажа на портрет? — открыв глаза, спросил с удивленной улыбкой и посмотрела на нее, приставив руку козырьком.
Солнце било за ее спиной, подсвечивало Милку, и, залитая лучами, она казалась лесной феей, окутанной сиянием, и очень красивой.
Даже завидно стало.
— Я не переключилась, — отрешенно пробормотала солнечная фея, снимая меня с другого ракурса, — я экспериментирую. Не шевелись, из тебя отвратная модель…
Я оскорбилась:
— Спасибо, подруга лучшая! Да я, к твоему сведенью, в модели никогда и не…
— И помолчи.
Домой мы возвращаемся к обеду и лес с перелеском проходим так, что оказываемся с другой стороны деревни у реки и нашего родного огорода.
— До моста или поплывем? — ляпнула, не думая.
И Милка на меня зверем глянула.
Ах, да, фотоаппарат!
— Ты абсолютно права пятьсот метров до моста не составят труда, — голосом культуриста возрадовалась я и уже кисло и тихо добавила ей в спину. — Ведь, спорт — это жизнь…
Но не моя.
— И вообще в гробу я спорт видала, — уже перелазя через тын, ворчала себе под нос.
И зацепившись ногой за прут, свалилась в огород.
На кучу сена.
— И, судя по всему, гробу своем, — мрачно констатировала, не пытаясь встать и разглядывая ярко-голубое небо с редкими мазками белоснежных облаков.
— Ты как? — заслоняя обзор, взволнованно спросила Милка.
— Облака, белогривые лошадки…
— У-у-у, сильно головой приложилась, да? — посочувствовала она и руку мне протянула.
А через две минуту я сама готова была поверить, что головой приложилась сильно, обеспечила себя галлюцинациями и к доктору, мне надо к доктору!
Или в любую точку земного шара, лишь бы не стоять с бидоном в руке, венком на голове и сеном в растрепанных волосах под прожигающим взглядом черных глаз.
И пока я растерянно смотрю на Дэна, Ромка с громогласными воплями сгребает меня в свои медвежьи объятия и оглушительно-радостно вопрошает:
— Ну что, Варвар, как тебе мой офигенный сюрприз?!
— Рома сказал, что вы до конца июля здесь, — неторопливо, негромко, неожиданно произнес слишком знакомый голос с хрипотцой за моей спиной в первом часу ночи.
Я сидела на перилах веранды, свесив ноги в сад, и рассматривала темно-синие небо с яркими точками звезд. Остальные разошлись спать еще больше часа назад, поскольку у Анны Николаевны с утра клиент, Ромка и Дэн устали с дороги, а Милка была просто разозлена его внезапным приездом и огорчена.
— Почему он вечно такой беспардонный и наглый?! — прошипела она мне, когда мы выходили за вареньем в сени. — Почему он уверен, что можно вот так врываться…
Она не договорила — убежала на вверх, закусив губу, и больше не спускалась.
После этого посиделки сошли на нет.
Дэн ушел с Ромкой, а я осталась на веранде.
Воздухом перед сном дышать.
— Да, — я кивнула.
И почувствовала, как Дэн, помешкав, все ж подтянулся и уселся рядом. Спиной к саду и, если мы сейчас вскочим, то побежим в разные стороны, удаляясь, как туристы или машины в математики начальной школы.
Из пункта А в разные стороны с разной скоростью два пешехода…
Я усмехнулась и глаза закрыла, ощущая тепло на грани жара, что исходило от Дэна, слушая его почти неслышимое дыхание и вдыхая его запах.
Запах ветра, холода, бергамота, немного ели, табака на грани слышимости и самого Дэна. И, пожалуй, я нашла свой любимый мужской аромат.
— Я уезжаю в начале августа, — произносит, между тем, он.
Куда?
Надолго?
Зачем?
И почему ты говоришь это мне?
— Не переживай, я оплачу август сама, — отвечаю вместо этого.
Я не смотрю, но чувствую, что он качает головой, и слышу, как усмехается:
— Я уже все заплатил.
Широкий жест и… я понятию не имею как его понимать.
И говорю не то и не о том.
— Не стоило. У меня есть деньги.
— Хорошо, — Дэн улыбается голосом, — значит, я могу быть спокоен, что ты не голодаешь.
— Конечно, там еще весь морозильник забит всевозможным мясом для Сенечки. До зимы хватит.
— Этого паршивца забрала твоя подруга?
— Да, вернулась. С женихом. В начале августа свадьба.
— Подарок выбрала?
— Эм-м-м банальный сервиз или еще более тривиальный вариант с конвертом и деньгами? — наигранно-задумчиво спрашиваю я.
А Дэн фыркает.
Тоже наигранно.
И весь наш ниочёмный разговор слишком наигранный, отвратительно бутафорский до тошноты, поэтому я вздыхаю и…
— Зачем ты приехал?
Я поворачиваю голову в его сторону, смотрю на плотно сжатые губы, вырисованный в разбавленной луной темноте профиль.
— Потому что вы до конца июля здесь, я уезжаю в начале августе и мы могли не увидеться, а нам надо поговорить, — менторским тоном объявил Дэн.