Три желания, или дневник Варвары Лгуновой
Шрифт:
— Ну-ну, — недоверчивом протянула подруга.
— Да все хорошо будет, — бодро улыбнулся проходящий мимо Дэн, что уже натаскал дров в баню и теперь складывал поленницу.
У вошедшего в азарт Ромки топор — колун, Варвар темный! — он отобрать не пытался.
— То есть ты топил? — с надеждой спросила уже я уже у Дэна.
— Ну бани топить мне не приходилось, — вынужден был признаться он с очередной улыбкой, — но Ромыч прав, ничего там сложного нет.
Мы с Милкой обеспокоенно переглянулись.
— Вы
— Ты про дым?
— Да.
— Ну…
— Ромка, он из трубы, а не из печки должен валить!
Хорошая новость — баню мы все же не спалили, плохая — мы ее закоптили, задымили, торжественно получили тряпки с ведрами и были отправлены ее отмывать.
— Нет, ну откуда я знал, что там какая-то заслонка есть? — ворчал Ромка, елозя тряпкой по стене.
— Да ты вообще никогда ничего не знаешь, — прошипела Милка, щедро сыпля на полок соду и скребя щеткой. — Что сложного?! Конечно, ничего!
— Да кто б говорил… если такая умная, могла бы про заслонку и сказать!
— Слушай, давай сбежим? — у самого уха прошептал Дэн и руками мою талию обвил.
— А… — я покосилась на Ромку с Милкой, что самозабвенно переругивались в парилке и на нас внимания не обращали.
Но оставлять их одних было все ж неудобно, косячили-то вместе.
— Они и без нас прекрасно справятся, — нетерпеливо отрезал он, и его руки поползли выше, заставляя забыть про совесть, — пошли.
— Куда мы? — я удивилась, когда меня повели не в спальню, а на улицу.
К припаркованным двум машинам.
Ромкин крузер и стального цвета Maserati Levante, при виде которой Милка удивленно хмыкнула и тихо пробормотала, что некоторые не так просты, как кажутся.
И, садясь сейчас в распахнутый передо мной автомобиль, я невольно вспомнила ее слова и вчерашний разговор про Катманду и горы.
Это ведь тоже не самое дешевое удовольствие, верно?
— Тут недалеко есть скала, — пробормотал Дэн, выруливая, — по легенде на ней делал предложение наш знаменитый и известный с детства писатель. На самом деле они там венчались, не так давно даже памятник установили. Двух сердец, что ли.
Какой писатель и куда мен везут я соображаю быстро. Правда, понятие «недалеко» у нас с ним разное, километров шестьдесят — это уже далековато, но я не против.
Кататься мне нравится.
— Камень двух колец, — поправляю и улыбаюсь, потому что об этой истории мало кто знает, а Дэн знает и от этого почему-то радостно.
Нам же ее со школы рассказывали и возили, а потом на археологии упоминали, потому что…
— Там еще городище находится. Стоянка Чудского племени первого тысячелетия нашей эры, в шестидесятые годы даже была проведена экспедиция, нашли предметы быта и останки.
— А драгоценности? — Дэн заинтересованно поворачивает голову, и я вижу, что глаза у него горят, как у маленького ребенка при слове клад.
Смеюсь и качаю головой.
— Обломись, глиняные черепки, костяные наконечники. Самая интересная находка — железный нож, но и он, думаю, тебя бы не впечатлил.
— Не, ну так не интересно, — разочарованно тянет он.
А мне, глядя на него, кажется, что отобрала любимую игрушку у все того же маленького ребенка, заодно сообщив, что деда Мороза не существует.
— Да ладно тебе, — я фыркаю, — что-то действительное ценное и интересное находят очень редко.
— Ты поэтому ушла? — неожиданно спрашивает он.
— Не знаю… — я пожимаю плечами и отворачиваюсь к окну, на наши размытые отражения в наступающих сумерках смотреть тоже интересно, — наверное… это была одна из причин.
Дэн кивает, принимая ответ.
— Дэн… что произошло… в горах? Это оттуда ведь шрамы на ноге?
Он молчит, поджав губы, а руки до побелевших костяшек впиваются в руль.
— Да, — наконец нехотя произносит, признается словно Мальчиш-Кибальчиш, которого все-таки раскололи и военную тайну он выдал, а потом тяжело вздыхает. — Год, точнее два, уже два года назад в октябре мы поднимались на Аннапурну. Высочайшая точка — 8091 метр. Она должна была стать моим вторым восьмитысячником. Двадцать третьего мы остановились во втором высотном лагере, до вершина оставалось 2451 метр. Ночью сошла ледовая лавина. Помимо нас были еще французы и японцы. Всего девятнадцать человек. Выжило трое.
Дэн замолкает, смотрит перед собой, а я перевариваю услышанное, думаю, и разглядываю дома деревни, через которую проезжаем.
Когда дорога начинает знакома петлять, намекая, что уже почти доехали, Дэн глухо говорит.
— В больнице я провел почти год. Обморожение, вся нога раздроблена. Сначала хотели отнимать вообще, но… как-то обошлось. Альбина… ты ее видела, она приходила попрощаться, уезжает на ПМЖ в Германию с женихом… она весь год была рядом, а когда выписали, сказала, что больше не сможет. Ушла.
И, наверное, я не должна спрашивать, но…
— Ты сильно ее любил?
Дэн поворачивается, смотрит пристально. Так, что становится неудобно и жарко, я отвожу взгляд, а он неожиданно усмехается.
— Когда ушла она, я злился, если уйдешь ты, я… не смогу.
Больше до скалы мы не говорим и к разговору этому никогда не возвращаемся.
17 июля
Я просыпаюсь от холода и рассветного солнца, что бьет по глазам. Оно еще только поднялось над кромкой леса и небо всех оттенков от темно-синих облаков над нами до бледно-желтых полос на востоке.