Три жизни Жюля Верна
Шрифт:
Молодой Верн начал свою первую самостоятельную службу сверхштатным писцом в конторе некоего Гимара. Он должен был являться в нее в семь утра и покидать ее лишь в девять вечера. Вдобавок контора помещалась вблизи Биржи, на правом берегу Сены, и Жюлю приходилось каждое утро и каждый вечер пересекать почти весь Париж — то в часы рассвета, то в ореоле газовых фонарей.
Вознаграждение сверхштатного писца равнялось шестистам франков в год и по закону не могло быть увеличено в ближайшие восемнадцать месяцев.
Шестьсот франков в год — пятьдесят франков в месяц! Это составляло всего лишь две трети его студенческой ренты, которой не всегда хватало даже на обед. Но и это было бы пустяками,
Лето 1851 года было для Жюля Верна трудным. «Жени меня, моя дорогая мама, — невесело шутил он в письме домой, — жени меня! Я приму любую жену, которую ты пожелаешь. Я приму ее с закрытыми глазами и открытым кошельком…» Но эти тревожные летние месяцы были в то же время великолепны. Именно тогда, когда все надежды на будущее, казалось, были потеряны, пришли ясность, чистота и легкость мысли и, как это бывает в минуту напряжения всех сил, подлинное вдохновение.
Однако стихотворные строки, так легко льющиеся с его пера, не вызывали у молодого Жюля Верна ничего, кроме разочарования. Легко владея стихом, он все же не мог найти в поэзии своего собственного стиля. Его веселые комедии и либретто оперетт были всегда полны французского юмора и… шаблонны, слишком напоминая те образцы, которым следовал молодой драматург: в них не чувствовалось биения живого сердца писателя, они не выражали его сокровенных дум. Они не были одухотворены образами окружающего мира, обобщенными и сконцентрированными его творческим воображением, словно сверкающей линзой микроскопа. А мысли жгучие, как пламя, мучили молодого писателя все больше. И они раздирали его мозг своим противоречием: то он мечтал собрать воедино и выразить в стихах смутно мелькающие образы внешнего мира, то ему хотелось, хотя бы в воображении, бежать от окружающей его жизни в дальние страны, в необыкновенный мир заоблачных просторов, в душный, но пряный мир сказочной фантастики.
Но что он знал? Нант, литературную республику Монмартра, близлежащие окрестности Парижа… Жюль Верн даже никогда не видел моря, которое так любил по книгам.
В это лето каждый день Жюль Верн проводил на улице ришелье в «своем» углу большого зала Национальной библиотеки. Он искал путь к новому, высокому и чистому виду поэзии — поэзии труда, раскрытия тайн природы и научного вдохновения.Давно ли появились во Франции паровые корабли и железные дороги? Но человек продолжает штурмовать Неизвестное, раскрывая тайны мира, француз Арбан пролетел через Альпы на свободном аэростате. Одна за другой отправляются научные экспедиции — в дебри Черной Африки, в Арктику — а поиски Северо-западного прохода. В России испытывают подводный корабль «Морской чорт». Изобретатели бьются над постройкой электрической машины… Весь этот необычайный мир второй природа созданной руками человека, раскрывался перед глазами изумленного неофита с великолепным, почти пугающим блеском!..
Это не было уходом от тех проблем, которые окружали его, мучили, но казались неразрешимыми: республика или империя, свободный труд или промышленное рабство, демократия, социализм или полицейский режим?… Нет, в старых манускриптах и в новых политических памфлетах Жюль Верн пытался найти ответ на эти вопросы, найти свой собственный путь. Это были мучительные поиски самого себя: не того мальчика, что, прижавшись к мачте «Корали», мечтал
В эти дни Жюль Верн встретился с Пьером Франсуа Шевалье, — он предпочитал именовать себя Питр Шевалье, — редактором парижского журнала «Мюзе де фамий» («Семейный музей»). Бретонец родом, уроженец Пэмбефа на Луаре, он окончил Нантский лицей пятнадцатью годами раньше братьев Верн, но все же чувствовал чисто бретонскую слабость к землякам. Он пригласил Жюля сотрудничать в своем журнале, но предупредил, что молодой писатель не должен рассчитывать на большее, чем шесть страничек журнала, или на возможность печататься чаще двух раз в год. Во всем остальном он полностью предоставлял свободу своему новому молодому другу.
В это лето Жюль Верн также познакомился с Жаком Араго, младшим братом знаменитого астронома. И этот человек, быть может, гораздо более удивительный, чем самые эксцентричные из будущих героев Жюля Верна, оказал на него сильнейшее влияние, не забытое до самого конца жизни.
Араго был слеп и стар, ему шел седьмой десяток, но он был поразительно жизнерадостен и предприимчив. Всемирный путешественник, совершивший свое первое кругосветное плавание за десять лет до рождения Жюля Верна, Араго с тех пор исколесил весь земной шар. Этот слепец когда-то умел видеть и запоминать, и картины дальних стран навсегда запечатлелись в его памяти с удивительной пластической ясностью.
Его четыре тома «Путешествие вокруг света, воспоминания слепого» были написаны через много лет после самого путешествия, уже тогда, когда вечная ночь затмила его глаза. Чего стоило отыскать у себя в памяти, в сердце лазурный блеск моря, жгучий цвет неба, бархатный отблеск берега, вернуть, хотя бы на мгновение, этот взгляд, проникающий вглубь моря, охватывающий такой обширный горизонт и угасший, быть может, навсегда!
Книга эта — не роман и не повесть, и не традиционное «путешествие», переполненное небылицами и утомительными подробностями. Араго не был ни ученым путешественником, ни завоевателем, ни торговцем, ни миссионером, ни даже искателем приключений. Он объехал земной шар по-своему — как зоркий наблюдатель и поэт. В книге его есть все: разговор с читателем, рассказы, описания, драма, поэзия, истории… Но весь этот удивительный конгломерат слит воедино и одухотворен единым чувством и одной мыслью: как велика и как прекрасна наша Земля!
Пламенное воображение дополняло и исправляло эти картины, приводило их в движение, одушевляло пылкими страстями. И пышные фразы, выходившие из-под пера писателя-путешественника, где скупые слезы слепого иногда проступали сквозь грубую подмалевку, и сухая ирония порой замораживала возвышенные метафоры заставляла смеяться и плакать читателей, попавших к удивительному рассказчику в плен.
Таким пленником стал и молодой Жюль Верн, увлеченный не столько четырьмя томами «Путешествия вокруг света», сколько самим автором этой всеми забытой ныне книги…
В 1849 году, уже будучи слепым, Араго предпринял большую экспедицию в Калифорнию, где в то время свирепствовала золотая лихорадка, разношерстную компанию, им собранную, парижане прозвали «арагонавтами». Но плавание нового Арго было печальным: ограбленный своими товарищами и брошенный ими в пути, слепец вынужден был вернуться в Париж, где и осел на некоторое время. В его квартире в доме N 14 на улице Мазагран собирались странные люди: путешественники, географы, писатели, приезжие из Южной Америки и просто искатели приключений. И всех этих разных людей объединял слепой философ, как будто бы обладающий даром вечной юности.