Три зимовки во льдах Арктики
Шрифт:
Сталин проверял подготовку воздушной экспедиции, отправлявшейся весной 1938 года к нашему дрейфующему каравану. Сталин следил за продвижением ледоколов, пытавшихся пробиться к нам на выручку. Сталин дважды посылал приветствия нашему маленькому коллективу, чтобы ободрить и поддержать нас.
И вот уже навстречу нам сквозь шторм, пургу и мрак пробивается самый мощный корабль советского ледокольного флота, на борту которого красуется имя великого вождя, - живой символ сталинской заботы о нас, горсточке советских моряков, дрейфующих в ледовой пустыне.
Мы с огромной
От всей души, от чистого сердца писали мы товарищу Сталину в своем приветствии, принятом на митинге экипажа в этот день:
«Для нас, экипажа л/л «Георгий Седов», Ваш шестидесятилетний юбилей особенно большой праздник. Находясь далеко от родной земли, третий год дрейфуя среди льдов, мы каждое мгновение чувствуем Вашу заботу, Ваше внимание к нам и к нашей работе. Эта отеческая забота и внимание вождя нашей многомиллионной любимой родины наполняет маши сердца чувством величайшей благодарности и зовет к новым победам на благо великого советского народа.
Сейчас наступил напряженный момент нашего дрейфа, номы работаем так же спокойно и уверенно, как работали всегда, ибо знаем, что, несмотря на огромную государственную работу, Вы находите время лично следить за нашим маленьким экипажем. Нет большего счастья, как быть согретым сталинской заботой.
Как солнце дает все необходимое для жизни на земле, так Вы, дорогой Иосиф Виссарионович, дали все народам нашей родины для счастливой, радостной жизни, для спокойной и плодотворной работы. Как яркая путеводная звезда, ведете Вы человечество к вершинам счастья на земле - коммунизму, к успешной борьбе на этом пути со всякими трудностями и всякими врагами.
От всего сердца желаем Вам, наш родной отец, друг и учитель, еще долго, долго жить, пережить всех врагов и всегда быть здоровым на радость и счастье всех народов мира!»
Зная, как не любит Иосиф Виссарионович пустые слова, мы решили ознаменовать его юбилей стахановской работой. В этот день мы провели гидрологическую станцию и измерение глубины. С 11 часов утра до 8 часов вечера на палубе под развевающимися на ветру праздничными флагами сновали люди, рокотали лебедки, сияли электрические люстры, освещавшие майну, блоки, трос.
Лебедка Кузнецова, служившая для гидрологических работ, теперь была установлена на самом судне, - на корме. Оставлять ее на льду было опасно: внезапные подвижки могли бы ее унести. Трос тянулся к той же самой майне, которая служила для глубоководных измерений, - у нас не хватало ни сил, ни времени для того, чтобы сделать вторую.
И гидрологические и глубинные измерения дали исключительно интересные результаты. На горизонтах от 100 до 700 метров резко повысилась температура. Особенно явственно это потепление чувствовалось на глубине 300 метров, где термометр показывал плюс 2,46 градуса, тогда как во время предыдущих наблюдений на этой глубине температура не превышала плюс 1,2-1,3 градуса.
Глубина резко увеличилась по сравнению с измеренной накануне и составила 2205 метров.
На гирях задержалось довольно большое количество грунта. Это был жирный светлокоричневый ил, совершенно лишенный крупинок.
Все данные достаточно недвусмысленно говорили о том, что за ночь «Седов» пересек порог Нансена и теперь дрейфовал уже в Гренландском море, температура, глубина и грунт которого резко отличаются от океанических. В этот день мы находились на широте 82°13',5 и долготе 5°06'.
В Гренландском море
Ледокол «И. Сталин» продолжал пробиваться все дальше на север, подходя уже к мысу Зюд-Кап на Шпицбергене. Наши радисты явственно слышали его сигналы и пытались возможно скорее пустить в ход радиотелефонную связь: очень хотелось услышать голоса спешивших к нам на выручку сталинских посланцев.
Пока ледокол находился по ту сторону Шпицбергена, все ухищрения радистов ни к чему не приводили. Но ранним утром. 22 декабря ледокол «И. Сталин», наконец, вышел в Гренландское море. И уже через несколько часов ко мне примчался Полянский:
– Константин Сергеевич! Только что разговаривал с ледоколом «И. Сталин» по телефону!.. Его слышно прекрасно, и он меня услышал. Сейчас еще маленько наладим, тогда прошу к микрофону...
За годы дрейфа мы так привыкли к одиночеству, настолько освоились с мыслью о том, что наш корабль затерян в пустыне, что теперь даже как-то не верилось: неужели ледокол, идущий на выручку, уже так близко, что там слышат телефонную передачу нашей радиостанции?
Нас разделяло пространство в 130 миль. Правда, это пространство было заполнено тяжелым многолетним льдом, который - нелегко преодолеть даже такому мощному ледоколу, как «И. Сталин». Но зато «Седов» продолжал довольно быстро дрейфовать навстречу «И. Сталину» - за один день 21 декабря мы продвинулись к югу на 9 миль.
До встречи с ледоколом теперь остались считанные дни. Пока что мы решили перенести большую часть аварийных запасов на судно, - подвижки льда не прекращались, и можно было ждать в любую минуту, что аварийные базы будут оторваны и унесены.
Зажгли прожектор, осветили им путь к складам по льдине, исполосованной трещинами и загроможденной торосами. Буторин, Алферов, Буйницкий, Мегер, Гетман, Недзвецкий, Шарыпов впряглись в самодельные сани, и в течение нескольких часов почти все грузы были доставлены на корабль.
На льду был оставлен на всякий случай месячный запас продовольствия, - больший запас уже не требовался. Кроме того, на льду оставили палатки, аварийную радиостанцию и запас меховой одежды.
Потом мы провели контрольную гидрологическую станцию. Механики проверили паровое отопление и сигнальные огни.
Теперь уже никто не сомневался в том, что освобождение из ледового плена близко. Не считаясь с обычным распорядком дня, люди работали столько, сколько могли, - каждому хотелось до прихода ледокола завершить все приготовления к походу. В то же время научные наблюдения производились с подчеркнутой пунктуальностью и тщательностью.