Три зимовки во льдах Арктики
Шрифт:
* * *
После того как лед треснул у правого борта, «Седов» мог с часу на час оказаться со своим крохотным ледяным островком посредине широкого разводья. От правой до левой кромки осколка льдины, державшейся вокруг корабля, оставалось каких-нибудь 20 - 25 метров. Необычайно твердый, многолетний лед, спрессованный сжатиями, перемешанный со шлаком, консервными банками, кусками леса и прочим мусором, накопившимся за годы дрейфа, цепко держал судно в своих объятиях.
В этом мощном льду у самого борта судна мы в течение нескольких суток прорывали глубокую шахту, чтобы открыть доступ воды к кингстону,
Эту трудную работу выполняли Буторин, Соболевский, Гетман, Бекасов и Мегер. Вначале они вырубили в твердом, как камень, льду котлован. Потом, когда котлован был углублен метра на полтора, устроили над ним некоторое подобие шахтного подъемника: через блок была перекинута веревка, на конце которой привязали сплетенную из прутьев корзину. В корзине люди опускались вниз, в ней же поднимали «нагора» вырубленный лед. Сверху шахта освещалась люстрой, спущенной с борта корабля.
Когда глубина шахты достигла 4 метров, работа стала опасной: в любую минуту снизу могла прорваться вода, которая мгновенно затопила бы шахту и находившихся в ней нести ее в кают-компанию. Поэтому пришлось обойтись без елки.
Праздничное настроение с раннего утра подогревали многочисленные приветствия, которые мы получали на этот раз в утроенном объеме. Больше чем когда-либо прибыло и запросов от редакций газет. Только на мою долю пришлось 25 заказов на статьи, очерки и приветствия. Редакция «Полярной правды» предупредительно сообщила даже заголовок статьи, которую я должен был написать: «Здравствуй, Большая земля!» Но при всем желании мне не удалось выполнить и десятой доли всех этих заказов: как раз в канун Нового года мы были чрезвычайно загружены работой.
За несколько часов до встречи Нового года механикам удалось поднять пар в главных котлах. В 18 часов 40 минут ветер резко перешел к востоку и усилился до 6 баллов. Началась пурга. Мы ждали новых подвижек, которые могли освободить корабль от ледяной чаши, и усиленно готовились к пуску машины в ход.
В полночь свободные от работы члены экипажа собрались в кают-компании. Мы провозгласили традиционный тост за отца и друга советских полярников - товарища Сталина и за счастливое окончание дрейфа. После короткой застольной беседы все разошлись по своим рабочим местам. Механики приходили в кают-компанию по очереди, на ходу вытирая замасленные руки паклей. Посидев у стола минут десять, они торопливо возвращались в машинное отделение.
Уже через 55 минут после начала Нового года послышался звон и треск ломающегося молодого льда, - в разводье по левому борту началось сжатие. Временами это сжатие достигало значительной силы, и судно испытывало толчки. До самого утра продолжались подвижки. Только в 7 часов 50 минут наступила тишина, и мы смогли немного отдохнуть.
Всеобщее увлечение авралами, конечно, имело свою положительную сторону. Оно поддерживало в коллективе дух соревнования, заставляло забывать об опасностях, которым мы подвергались, помогало людям сохранять самообладание. Но в то же время нельзя было допускать физического истощения команды. Три арктические зимовки подточили здоровье людей, и такое перенапряжение крайне вредно отражалось на них.
Трофимов, Ефремов и некоторые другие бродили по судну, как тени, еле волоча ноги и буквально засыпая на ходу. Между тем в любую минуту льды могли настолько решительно атаковать корабль, что нам пришлось бы спешно эвакуироваться на лед, унося с собой аварийные запасы, уложенные на палубе. Значит, нужно было поставить дело так, чтобы люди сохраняли максимум работоспособности. И за ужином, когда все члены экипажа собрались вместе, пришлось объявить:
– Пора, товарищи, кончать со штурмовщиной. С завтрашнего дня на корабле вводится восьмичасовой рабочий день. Только чрезвычайные обстоятельства могут нарушить это правило...
Распоряжение о переходе на восьмичасовой день было встречено с явным неудовольствием, но все же после этого круглосуточных авралов в машинном отделении почти не было. Правда, частенько под разными предлогами после официального рабочего дня люди проникали в машинное отделение и что-то там делали, но эти вылазки уже не имели ничего общего о «всенощными бдениями», как у нас шутя прозвали бесконечные ночные работы механиков.
Если нам и не удалось полностью осуществить восьмичасовой рабочий день, то, во всяком случае, восьмичасовой отдых был обеспечен для большинства членов экипажа.
Последние мили
Ледокол «И. Сталин» закончил бункеровку углем в рекордный срок, и вечером 1 января я получил телеграмму:
«В 13 часов вышел из Баренцбурга. Принял 1175 тони угля. Больше сортированного угля не было, ушел недогруженным. В 20 чесов - широта 78° 14', долгота 10°28' восточная, восточный ветер в баллов. Новогодний привет. Белоусов».
Видимо, и на ледоколе «И. Сталин» встреча Нового года прошла не лучше нашей!..
Пока «И. Сталин» продвигался на север, «Седов» дрейфовал дальше и дальше на юг. В 17 часов 1 января он находился на 81°06',0 северной широты и 3°09' восточной долготы. В 19 часов 2 января мы спустились до широты 81°01',9 и долготы 3°18'. С каждым часом становились все явственнее признаки приближения к кромке льдов, Количество разводьев в районе «Седова» возрастало. Вечером 2 января от севера через восток до востоко-юго-востока было видно водяное небо».
Наконец в этот же вечер совершенно неожиданно были отмечены первые отзвуки отдаленной океанской зыби. Работая с теодолитом, Буйницкий заметил, что пузырек воздуха в уровне медленно перемещается с севера на юг и обратно. Эти колебания происходили строго периодически, словно во время качки.
Буйницкий немедленно сообщил мне об этом странном явлении. Качка в дрейфующем льду? Это предположение казалось совершенно невероятным, но я все же отправился к теодолиту. В самом деле, уровень показывал, что судно медленно, почти неуловимо покачивается.
Я снял уровень с теодолита и побежал с ним в кормовой кубрик. Установив уровень здесь в горизонтальной плоскости, мы с огромным волнением глядели на воздушный пузырек, заключенный в трубочке с прозрачной жидкостью. Вот он дрогнул, пополз на север, потом остановился, пополз обратно, ушел на юг и снова через строго определенный промежуток времени вернулся...
Отправившись в радиорубку, я набросал донесение, которое Полянский тотчас передал на ледокол «И. Сталин».
«Наблюдается равномерное килевое покачивание судна, хорошо ощущаемое уровнем. Все благополучно...»