Трибуле
Шрифт:
Поражаемая раз за разом ударами судьбы, Анна де Писселё в течение нескольких дней изучала загадочное лицо маленькой герцогини и пришла к выводу, что безумие ее ложно, а за ним скрываются опасные амбиции.
Вот о чем рассуждала герцогиня д’Этамп, когда шла по темным парижским улочкам; передвигалась она так быстро, как только позволяла ей ночная темнота.
Герцогиня остановилась в узком, вонючем закоулке, посередине которого струился грязный ручеек. Здесь тесно сошлись облупленные дома, оставляя между
– Здесь! – пробормотала герцогиня. – Если она не исчезла, по меньшей мере… после моего последнего визита.
Улочка находилась поблизости от Двора чудес.
Дом был безобразный, пугающий… Герцогиня вздрогнула… Трое кавалеров, увидев, что она остановилась, приблизились к ней.
– Мадам, как вы неосторожны! – произнес Жарнак.
– Вы боитесь? – спросила в ответ герцогиня с апломбом женщины, желающей сию же секунду перенестись за грань страха.
– Как же нам не бояться при виде того, как вы подвергаете себя серьезной опасности?
– Это необходимо, друг мой, – сухо ответила герцогиня. – Ждите меня здесь!
После чего она бросилась вперед и начала ощупью взбираться по крутой деревянной лесенке. Верхним концом лестница упиралась в хилую дверь, сквозь щели которой просачивался слабый свет.
Герцогиня толкнула дверь. Та открылась.
Кто обитал в этом жилище? Он был достаточно беспечен или неразумен, потому что не закрыл дверь после восьми часов вечера.
Герцогиня д’Этамп вошла в тесную, темную лачугу, едва освещенную чадящим огарком свечи. Изо всей мебели в комнатушке находились стол, табурет и кое-какая повседневная кухонная утварь.
В дальнем от двери углу на подстилке скорчилась женщина с растрепанными волосами. На ноги она накинула плохонькое одеяльце, грудь же оставалась почти голой, несмотря на ночной холод. Эта несчастная была еще молода и красива.
Она устремила на гостью взгляд, исполненный мрачного любопытства, потом, не выказывая дальнейшего интереса, отвернулась и вернулась к своим печальным раздумьям… Герцогиня д’Этамп наклонилась над ней и тихо проговорила:
– Маржантина, хочешь, я найду твою дочь?
XXVII. Безумная Маржантина
При этих словах женщина вышла из своей глубокой летаргии, она рывком поднялась, бросила на герцогиню блуждающий взгляд и едва слышно пробормотала:
– Кто здесь говорит о моей дочери? Где она? Я хочу ее видеть!
– Вы ее увидите, Маржантина, если будете умницей…
– Моя дочь! О! Моя дочь! Она мертва… Я это знаю… Но она должна появиться снова…
– Маржантина…
– Кто меня зовет? Кто знает мое имя?
– Разве вы меня не узнаете?.. Приглядитесь-ка получше… Я много раз приходила к вам… Оставляла вам золото.
Безумная внимательно посмотрела на посетительницу.
– Да, да… Вы прекрасная дама… добрая и ласковая… Я вас люблю… Да, вы давали мне золото… Я помню вас.
– Вот тебе еще, Маржантина.
Герцогиня протянула безумной кошелек со сверкающим запором. Та схватил его и, радостно рассмеявшись, стала гладить его своими пальцами.
– Когда-то, – пробормотала она, – у меня было много таких кошельков, я носила великолепные платья из шелка, прошитого золотыми и серебряными нитями… Я была как королева…
Но тут кошелек выпал из ее рук…
– Моя дочь… Мадам, на что мне это золото, если у меня больше нет дочери…
– Я же сказала тебе, Маржантина, что верну твою дочь.
Безумная схватила герцогиню за руки и всмотрелась в нее:
– Кто вы? – спросила она.
– Кто я! Слушай меня внимательно: я женщина, страдающая точно так же, как когда-то страдала и ты…
– Значит, вы тоже потеряли своего ребенка? – спросила Маржантина.
Герцогиня утвердительно кивнула головой.
– Послушай… Постарайся понять меня… Ты помнишь Блуа?
– Блуа! – повторила Маржантина и вздрогнула. – О, не говорите мне о Блуа!.. Постоялый двор! Насмешки кавалеров! Страшная, ужасная ночь!.. Нет!.. Нет!.. Не хочу…
– Ты была счастливой, любимой, обожаемой… Или, по крайней мере, верила в это. Я знаю об этом, Маржантина, потому что в то время твоя любовь приносила мне страдания… Да… Ты была пылкой и искренней в своей страсти к Франсуа.
– Франсуа! – глухо прорычала безумная, и в этом ее рыке почувствовалась несказанная ненависть к королю.
– Да… Франсуа! Ты еще не знала, кем был тот человек, которого ты полюбила!.. Бедная девочка… Ты отдавала свою красоту бескорыстно… И ты верила, что эта любовь будет вечной… Припоминаешь?
Нервная дрожь охватила Маржантину.
– Не мучайте меня, – произнесла она тихим голосом.
– Видишь, я знала тебя, хотя ты-то меня не знала! Послушай еще, Маржантина. Однажды ты ожидала своего возлюбленного в маленьком домике возле Блуа, приютившем вашу любовь. Радостная и горделивая улыбка играла на твоих губах, потому что ты чувствовала шевеление ребенка в своем чреве. Ты, Маржантина, должна была стать матерью.
– Смилуйся! – прохрипела несчастная женщина, перед которой с неумолимой ясностью промелькнули картины былого.
– Перед тобой появилась женщина.
Герцогиня д’Этамп запнулась, остановилась и не осмелилась сказать: «Этой женщиной была я!»
– Женщина! – крикнула Маржантина. – Я! Я буду вспоминать ее всю жизнь. Ее улыбка до сих пор леденит мне сердце…
– Эта женщина, – продолжила герцогиня, – передала тебе письмо от твоего любовника… Он сообщал в нескольких строчках, что больше не любит тебя, и ты его больше никогда не увидишь.