Трибунал для судьи
Шрифт:
Перед Пермяковым пришлось извиниться и выслушать вполне обоснованный упрек. Уж кто-кто, а Александр всегда отмечал мои праздники, и без него не обходилось ни одно наше конторское веселье. Он так же, как я, жил один после развода и очень остро переживал, когда кто-нибудь о нем забывал хотя бы на час. Это был не снобизм, а живое чувство – чувство необходимости рядом друга. Я уже ненавидел сегодняшнее утро и проклинал себя за то, что не оставил вчера в сахарнице хотя бы ложку сахара.
Этот воскресный день был самым длинным в моей жизни. Он закончился поздно ночью, когда щенок, уже изнемогая от усталости, свалился на бок в углу комнаты. Накрыв его старой джинсовой курткой, я добрел до дивана и, не раздеваясь, лег на живот. Что было дальше, я не знаю, но проснулся я уже утром от неприятной сырости на лице.
Так прошел мой первый день с Рольфом.
Глава 2
Проснулся я от неприятной сырости на лице.
Не в силах шевельнуться после вчерашней битвы со щенком, я смог лишь открыть глаза и сразу увидел перед собой морду Рольфа. Он стоял на задних лапах и старательно облизывал мое лицо. Поняв, что я очнулся, он хлопнул меня лапой по щеке. Несмотря на юный возраст песика, после такого «леща» с меня окончательно слетела пелена полудремы.
– Да знаю я, знаю… – пробормотал я, подтягивая к подушке левую руку с часами. – Накормить, выгулять, все такое…
Рука затекла, поэтому пришлось ее переместить другой рукой.
Черт! Уже девять часов! Нужно срочно звонить Варфоломееву и Пермякову. Пока я листал записную книжку в поисках телефона Петьки, пес начал делать какие-то подозрительные вращательные движения на середине паласа. После вчерашнего я стал понимать кое-какие непроизвольные жесты в мой адрес со стороны пса, поэтому чертыхнулся во второй раз. Схватив Рольфа под мышку, я сунул трубку радиотелефона в карман и пулей вылетел из квартиры. Дубленку и шапку надел уже на улице.
Я слушал в трубке длинные гудки и наблюдал за Рольфом. После совершения утреннего ритуала, на который мы с ним успели секунда в секунду, пес преобразился. Его осанка стала ниже, хвост палкой повис к земле, и он, как хищник, стал рывками передвигаться от куста к кусту, что-то вынюхивая, словно собирая невидимую мне информацию. Природа брала свое. Даже щенок, попав в неизвестное дикое место, невольно старается быть менее заметным, невидимым для других. Его чепрачный окрас на фоне белых сугробов выглядел мистически, и только здесь, на улице, я понял, насколько красив мой пес.
Мой?! О чем это я? Где же ты, Варфоломей, моя надежда и спасение?
Но и в третий раз набрав номер питомника, я услышал лишь длинные гудки.
Рольф бегал по снегу, все было спокойно и выглядело вполне идиллически. Но моя старая судейская хватка подсказывала, что не все ладно и хорошо. Пытаясь понять причину беспокойства, я стал медленно, не вращая головой, вести взгляд вдоль всего двора. Это срабатывало не один раз, и я знал – как только будет обнаружен предмет беспокойства, подсознательный тормоз моментально остановит движение глаз. Главное – не вертеть головой.
Пес нарвался на кошку из соседнего подъезда и под ее шипение залетел ко мне под ноги с яростным лаем. Чем ближе он подбегал ко мне, спасаясь от кошки, тем смелее и наглее звучал его лай, а уже забившись ко мне под ноги, Рольф стал демонстрировать чудеса героизма. Он делал яростные рывки в сторону спокойно стоящей и смотрящей на него, как на слабоумного, кошки и рывками возвращался обратно, мне под ноги.
«Держите меня всемером, иначе я ей морду набью!..»
Сам того не понимая, щенок очень удачно мне подыграл. Присев над ним и потрепывая его за уши, я уже свободно, исподлобья обозревал окрестности. Мой взгляд тупо уперся в «Фольксваген-Пассат» цвета гнилой вишни, припаркованный в пятидесяти метрах от моего подъезда. То, что я вижу эту машину в своем дворе впервые, было ясно как божий день. Мне уже замылили глаз привычные: «Нива» пенсионера МВД, бывшего начальника паспортного стола Капустина; «Волга» рыбного магната Крохи (начинал с удочки и десятка карасей); полусгнившая, но продолжающая наматывать километры на спидометр «Победа» и «Блюберд» из семейства «ниссанов», принадлежащий бизнесмену Мыльникову. Он с надоедливым постоянством приходит ко мне два раза в месяц для составления исков в суд. Бизнесмены – наивный народ. Они свято верят в то, что с ними вовремя рассчитаются за пятьдесят тысяч тонн угля, и под эти деньги уже заключают новый договор на поставку из Таджикистана такого же объема яблочного повидла. Когда вместо денег им присылают из Кузбасса драповые пальто, а братьям из Таджикистана по вполне понятным причинам пальто не нужно, особенно в июне (у них в июне пальто очень плохо раскупаются), бизнесмены бегут к адвокатам, а Мыльников бежит ко мне. Он экономит пятьсот рублей на адвокате, так как исковое заявление ему в устной форме составляю я. Но он совершает ошибку. На пиве «Туборг» и корюшке для меня он тратит в два раза больше. Но это его дело. Мое же дело – убедиться в том, чтобы суд, где рассматривается его дело, находился не в нашем городе. И еще – чтобы Мыльников ни разу нигде не трепанул, кто ему составил иск. Иначе помогать ему меня в дальнейшем не заставит ни контейнер с семгой, ни вагон с «Туборгом». Извини, брат. У тебя слово купца, а у меня – присяга судьи.
Так вот у тех, кто проживает в моем дворе, никогда ранее не было и ни у кого нет во владении (а я бы об этом узнал первым от Иваныча) «Пассата» темно-бордового цвета. К кому-то приехали в гости? Исключено. Три силуэта сидят в салоне неподвижно уже полчаса. Более того, у меня уже стало зарождаться неприятное ощущение, что они наблюдают именно за мной.
Я снова вынул из кармана трубку и набрал телефон конторы. Пермяков был уже на работе и, судя по голосу, «лечился» он сегодня утром явно не таблетками «алка-зельтцер». Вместо него трубкой завладел Вадим Пащенко.
– Антон! Здорово! Давай подъезжай! Мы тут уже, это…
– Вадик, остановись. Я подъеду чуть позже, а сейчас…
– Давай, все бросай и мчись в прокуратуру. Лучше, если окольными путями. А то потом твой «новый» шеф, или мой «старый», маршрут проследит, потом делов будет.
Времена идут, привычки не меняются. Только не нужно о них говорить по телефону. Значит, и Вадим подшофе.
– Очень хорошо. Я подъеду. Но сейчас у меня вызрела одна проблема. «Пробей» мне номер одной машины. Я трубку отключать не буду.
По тому, какая в трубке наступила тишина, и по последующему вопросу Пащенко: «Ты на улице, что ли?» я понял, что «лечение» ему пошло на пользу. Я, в свою очередь, смог разобрать по шумам лишь хохот Кольки Рехтина и приглушенный басок Валерки Куст – моих коллег по прокуратуре. Вся немногочисленная компания была в полном сборе. Вся, кроме меня, что по ныне действующим нашим законам было уже неправильно. Остальные – непосвященные. Так было, есть и будет. Есть «посвященные», испытанные временем и дорогами, а есть просто хорошие люди. Но теми же параметрами не испытанные.
– Угадал. Я на улице.
– Давай номер, – вздохнул мне в ухо Пащенко. – Номер я, конечно, пробью, но если через час ты не появишься…
Номер на таком расстоянии определить было сложно, поэтому я поднял с земли сучок и поднес к морде Рольфа. В соответствии с моим планом я должен был бросить сучок в сторону «Пассата» и, таким образом, пока пес будет его грызть, подойти к машине поближе.
Черта с два.
Маленькая бестия одним щелчком челюстей перешибла сучок, как ножницы – нитку. Пришлось искать другой. Трубка что-то забормотала. Я поднес ее к уху: