Трибунал для судьи
Шрифт:
– Игорь, мне тяжело об этом говорить, но ты должен сейчас раздеться. Если я окажусь неправ, на что и надеюсь, то принесу тебе свои извинения.
Молодой оперативник молча скинул куртку и пиджак. Обе вещи протянул Земцову и пояснил:
– В куртке – сигареты, ключи и зажигалка. В пиджаке – удостоверение, платок и расческа. И не нужно извиняться, Александр Владимирович. Время сучье сейчас, понимаю.
Убедившись, что в кабинете нет Ковалевского, он велел Сычеву открыть его сейф. Аккуратная стопка оперативных дел, несколько папок, традиционная для оперативного состава
– Где Ковалевский?
– Они с Максом поехали за лапшой быстрого приготовления и чаем. Чай у нас закончился, Александр Владимирович.
Кажется, Земцов потряс Сычева. Не тем, что дал понять о наличии Иуды в коллективе, а подозрением того, что Иуда – он, Игорь Сычев. Это была не обида. Это было потрясение. Государственный сыск – очень неблагодарная работа. Людям с чахлыми нервами и неумением держать удары делать в нем нечего. Тебя могут заподозрить в любой момент самые близкие люди. К этому нужно быть готовым всегда. Каждого оперативника хотя бы раз проверяли свои же коллеги. И я не знаю ни одного опера, который хоть раз не проверял бы своего коллегу. Если кто-то из милиционеров со мной не согласен – пусть меня переубедит. Я очень хочу посмотреть, как это у него получится…
– Игорь, у меня к тебе одна просьба. До приезда Ковалевского и Макса побудь в каком-нибудь нейтральном кабинете. Сходи в СОБР, с мужиками кофе попей да байки их послушай. Только не высовывайся.
Сычев, накинув куртку, молча пошел по коридору. Я видел, как у него дрожали руки, когда он на ходу прикуривал сигарету. Молодой мальчишка, а как держится! Нервы железные – пальцы затряслись лишь тогда, когда остался один.
– Магазин рядом, – сообщил Земцов. – Они сейчас приедут. Господи Иисусе, только бы не Макс…
Последнее я еле расслышал. Вот тебе и сыск! О Максе и речи не было, а Саша своим подозрением цепляет уже всех! Если для Сычева проверка Земцова вызвала потрясение, то для самого Земцова предательство заместителя будет настоящим ударом. Сколько они вместе? Кажется, последние четыре года…
Старый опер был прав. Вскоре мы услышали в коридоре шаги и приглушенный разговор. Сунув руки в карманы брюк, Земцов вышел в коридор.
– Оба зайдите ко мне.
Опера с заиндевевшими ресницами ввалились в кабинет.
Я на всю жизнь запомню этот поздний вечер.
Если меня кто-нибудь когда-нибудь спросит: «Антон Павлович, какой самый страшный эпизод в вашей жизни?», я вспомню не расстрел в гараже и не тот случай, когда меня пытались заморозить в заводской морозильной камере. Я сразу вспомню, как обезумевший Макс повалил на пол Ковалевского и стал бить его по лицу. И как мы, трое здоровых мужиков, не могли его оторвать от молодого опера…
Но все было потом. А сейчас Пащенко зашел за спины оперативников и щелкнул замком. От двери он больше не отходил.
– Мужики, – начал Земцов. – Я рад, что у вас есть на вечер чай. Но одному из вас его сегодня пить, возможно, не придется.
Шок проявляется по-разному. Слегка побледневший Макс подошел к столу, положил на стол пачку чая и несколько упаковок лапши. После этого несгибающимися пальцами стал расстегивать дубленку. Если сейчас при нем, или в его сейфе, не окажется радиостанции «Kenwood», я в очередной раз удивлюсь тому, насколько велик страх, когда тебя, невиновного, подозревают в предательстве. В этот момент человек, наверное, молит о том, чтобы ему в карман никто ничего не засунул. Глупо, а насколько сейчас Макса пробирает ужас!
Ковалевский же окинул всех взглядом и спросил:
– Я не понял, что делать-то?
– Все ты понял. – Земцов сидел на столе и внимательно следил за своими подчиненными. – В моем отделе бестолковые не работают.
Посмотрев на Макса, он стал расстегивать молнию на куртке. И тут я увидел, как его лоб покрыла испарина. Люстра отсвечивала от его лица, поэтому микроскопические капельки влаги были видны лишь мне. Не слишком ли рано потеть для человека, который только что побывал на морозе? С этого мгновения я понял, что версия о пропавших станциях превращается из предположения в состоявшийся факт…
Макс скинул дубленку, стянул свитер и бросил его на стул. На его атлетичной фигуре оставались лишь брюки и клетчатая рубашка. Вскоре в таком же обличье предстал Ковалевский. С той лишь разницей, что на нем были джинсы и толстовка.
– Выложите все из карманов верхней одежды. – Земцов морщился, старея на глазах, и по всему было видно, как тяжело ему даются подобные распоряжения.
Ключи, сигареты, запасные магазины к пистолетам, удостоверения, записные книжки…
Земцов дотянулся до куртки Ковалевского и перевернул ее вверх полами.
Блак!
Выскользнув из бокового кармана, на паркет упала маленькая черная радиостанция. Одного взгляда на нее мне было достаточно, чтобы мороз прошел по моей коже. Я готовил себя к этому моменту, но когда он настал, я оказался полностью к нему не готов.
– Она? – глухо спросил Земцов.
Я кивнул головой и добавил:
– Да.
– Что происходит? – Макс смотрел то на меня, то на Земцова.
– Вторая такая у Ступицына, – объяснил Александр Владимирович.
Макс стоял и смотрел на пол. Он все уже понял. Он не мог понять только одного – только что с этим человеком они собирались пить чай и в очередной раз проклинать трудоголизм Земцова, который не дает им покоя ни днем, ни ночью. Еще две минуты назад!
– Это правда? – Он повернул голову к Ковалевскому.
– Это все слова, – заверил его тот.
Не тот ответ. И Макс развернулся всем телом…
Глава 13
– На каком канале вы работали, урод моральный? – Земцов сидел на столе и вертел в руках радиостанцию.