Тридцать девять ступеней
Шрифт:
– Могу я с вами поговорить? – спросил он. – Вы позволите войти?
Ему стоило заметных усилий подавить волнение в голосе, а его рука вцепилась в мое запястье.
Я открыл дверь и жестом пригласил его. Едва переступив порог, он бросился к задней комнате, служившей мне курительной и кабинетом, и тут же метнулся обратно.
– Дверь заперта? – лихорадочно спросил он, сам закрывая ее на цепочку. – Простите мою бесцеремонность, но именно вы показались мне человеком, который сможет меня понять. Я думал о вас всю неделю – с тех пор, как все понеслось под откос. Скажите, не могли бы вы оказать мне одну услугу?
– Я готов вас выслушать, – сказал я. – Это все, что я могу вам обещать. – Меня начинало раздражать нелепое
На столике рядом с ним стоял поднос с напитками. Мой посетитель схватил одну из бутылок, налил себе виски, добавил содовой, осушил стакан в три глотка и стукнул им о стол с такой силой, что стекло треснуло.
– Простите, – сказал он, – нервы ни к черту. Видите ли, вышло так, что в этот самый момент меня уже нет в живых.
Я сел в кресло закурил трубку.
– И каково это? – спросил я его. Я был почти уверен, что имею дело с сумасшедшим.
На его измученном лице мелькнула тень улыбки.
– Я не спятил… Пока что. Говорю вам, сэр, я наблюдал за вами и считаю вас здравомыслящим человеком. Кроме того, я уверен, что вы порядочны и не боитесь рисковать. Я готов вам довериться. Мне отчаянно нужна помощь, и я хочу точно знать, могу ли я на вас положиться.
– Выкладывайте, – сказал я, – там видно будет.
Собравшись с духом, он начал свой рассказ – настолько странный и несуразный, что поначалу я мало что понимал и был вынужден то и дело перебивать рассказчика. Впрочем, вот суть его монолога в двух словах.
Мой гость был американцем из Кентукки. По окончании колледжа, не испытывая недостатка в средствах, он решил повидать свет. Пытался писать, работал военным корреспондентом одной из чикагских газет, прожил несколько лет в Юго-Восточной Европе. Я решил, что он хороший лингвист и неплохо изучил тамошнее общество: он говорил как о близких знакомых о множестве людей, чьи имена я встречал в газетах.
Он увлекся политикой: сначала из чистого любопытства, а потом уже не мог остановиться. Я понял, что имею дело с въедливым и неугомонным типом – из тех, что всегда хотят докопаться до самых корней. И он явно копнул несколько глубже, чем собирался.
Я делюсь с вами тем, что смог уяснить из его сбивчивого рассказа.
Наряду с законными правительствами и армиями существует обширное тайное движение, возглавляемое крайне опасными людьми. Мой собеседник узнал о нем случайно. Расследование увлекло его; он зашел дальше, чем следовало, и угодил в западню. Если я правильно понял, основную массу подполья составляли образованные анархисты-революционеры, но были и дельцы, игравшие в эту игру только ради денег. Умный человек, играя на понижение, может заработать огромные барыши; и неудивительно, что перессорить между собой народы Европы входило в интересы и тех и других.
Вместе с тем странный рассказ незваного гостя открыл мне глаза на многое из того, что до сих пор ставило меня в тупик: почему события на Балканах приняли столь трагический оборот, каким образом одно государство неожиданно возвысилось над другими, почему возникали и распадались военные союзы, почему исчезали некоторые люди и откуда поступали средства на содержание подпольных структур. Конечной целью заговора было натравить друг на друга Россию и Германию.
На мой вопрос «зачем?» он ответил, что, по мнению представителей анархического крыла, это дало бы им долгожданный шанс. Европа превратилась бы в клокочущий котел, из которого, как они надеялись, мир вышел бы полностью обновленным. Дельцы – те просто загребали бы золото лопатой и сколачивали состояния на оптовой скупке обломков. У капитала, сказал он, нет ни совести, ни отечества. Кроме того, сообщил он, за всем этим стоит человек, до зубовного скрежета ненавидящий Россию.
– Вас это удивляет? – воскликнул он. – Он из тех, кого преследовали триста лет: и теперь, по его мнению, пришло время отомстить за погромы. Да, это еврей, но чтобы увидеть его, вам придется спуститься по длинной потайной лестнице в глубокое подземелье. Вот вам пример: возьмите любой крупный немецкий концерн. Если вы вздумаете заключить с ним сделку, первым, кто вас встретит, будет князь фонцу-такой-то – элегантный молодой человек, говорящий по-английски как выпускник Итона и Харроу. Но это всего лишь ширма. Если дело у вас серьезное, вы идете дальше и попадаете к какому-нибудь вестфальцу с черепом питекантропа, челюстью бульдога и манерами борова. Это немецкий коммерсант – тот, что вечно нагоняет страху на ваши английские газеты. Но если вы сами владелец фирмы и намерены потолковать с настоящим боссом, ставлю десять против одного, что вас проведут к бледному еврейскому джентльмену, передвигающемуся в кресле-каталке и обладающему взглядом гремучей змеи. Да, сэр, именно подобный человек правит современным миром, и именно он вот-вот всадит нож в спину Российской империи за то, что его тетку обесчестили, а отца высекли в каком-нибудь захолустном городке на Волге.
Я не смог удержаться и скептически заметил, что в таком случае упомянутые им анархисты, похоже, останутся не у дел.
– И да и нет, – сказал он. – Они уже одержали частичную победу, но их целью было нечто гораздо большее, чем деньги: пробудить древние, самые примитивные воинственные инстинкты человека. Когда тебя хотят уничтожить, ты выбираешь флаг и страну, за которые стоит сражаться, и, если выживешь, действительно начинаешь их любить. Тупая солдатня нашла то, что могла бы беречь и защищать, и это расстроило сложнейший план, составленный в Берлине и Вене. Но мои заклятые друзья еще не разыграли свою последнюю карту. Они припрятали туз в рукаве, и если мне не суждено умереть в ближайший месяц, намерены зайти с этого туза – и выиграть партию!
– А я-то думал, что вы уже умерли, – вставил я.
– Mors janua vitae [5] ,– усмехнулся он, и я узнал цитату: пожалуй, ею и ограничивалось мое знакомство с латынью. – За тем, чтобы умереть, дело не станет, но сначала я должен вам многое рассказать. Если вы заглядываете в газеты, то вам, вероятно, знакомо имя Константиноса Каролидеса?
Я насторожился, потому что читал о Каролидесе всего несколькими часами раньше.
– Это тот, кто постоянно портит им игру. Каролидес – единственный светлый ум во всем этом балагане и, кроме того, просто порядочный человек. Именно поэтому его взяли на мушку еще год назад. Я выяснил это, в общем, без особого труда; об этом мог бы догадаться любой дурак. Но я узнал к тому же, как именно они собираются его убить, и это знание оказалось смертельно опасным для меня. Вот почему мне пришлось умереть.
5
Смерть – врата жизни (лат.).
Он опять налил себе виски, и я сам добавил ему содовой – меня начинал занимать этот малый.
– Они не могут достать его в Греции, потому что там его охраняет эпирская стража [6] , готовая спустить шкуру хоть с самого черта. Но пятнадцатого июня Каролидес прибывает в Лондон. Британское министерство иностранных дел завело обычай устраивать международные чаепития, и крупнейшее из таких чаепитий намечено как раз на этот день. Каролидес считается главным гостем, и если моим «друзьям» удастся задуманное, ему не суждено будет вернуться домой.
6
Эпир – область на северо-западе Греции. В ходе Первой мировой войны провозглашалась автономной республикой.