Тридцать дней войны
Шрифт:
— Ищите главного врача, — говорю Виню. Сам иду по палатам. Они переполнены.
Стоны, просьбы, ругательства. Меня не останавливают, видимо, только потому, что принимают за советского или другого врача-специалиста. Много рядовых, капралов, сержантов. Наконец вижу петлицы капитана. Командир заставы пограничников Хоанг Кон Мыой. Ранен осколком мины в ногу и висок. Трое старших офицеров, склонившихся к его едва шевелящимся губам, просят отойти. Пока не до журналистов. Вместе с командиром заставы привезли бойца второго класса 19-летнего Нго Ван Хоа и его ровесника, бойца первого класса Нгуен Дык Тюйена.
—
— На перекрестке шоссе север — юг и запад — восток в Донгданге… Около восьми часов.
— Как?
— Миной. У одного перелом лопатки, у другого перелом бедра, — торопливо отвечает за них санитар.
В коридоре Винь стоит рядом с крепышом в сером халате хирурга. Это — главный врач Нонг Нгок Тхой.
— Сразу после начала обстрела я приказал приготовить санитарную машину и выехал в направлении Донгданга, — говорит он, предупредив, что для интервью у него лишь три минуты, пока он курит. — Но к городку мы не прорвались: примерно в километре от него шоссе завалено срубленными деревьями… Работа диверсантов. Городские улицы находятся под непрерывным обстрелом. Мы забрали тяжелораненых и привезли сюда. Наш госпиталь — базовый, а передовые — палаточные—вынесены за Лангшон в поле…
— Убитых много?
— Пока в морг принесли четверых…
По обычаю, лица убитых накрыли белым. Пожилой неторопливый санитар разжигал воскурения на маленьком алтаре предков, поправил ароматные палочки, обгоревшие поверху в серый, словно сигарный, пепел.
Через два дня китайская дальнобойная артиллерия полностью разрушила лангшонский госпиталь, превратив его в груду развалин. К счастью, когда фронт приблизился, доктор Тхой сумел достать транспорт и вывезти в городок Донгмо, севернее Лангшона, больных, раненых и оборудование…
Шоссе из Лангшона в Донгданг, в сторону границы, петляет у подножий известковых и сланцевых холмов, почти соприкасаясь с долиной, по которой проходит железная дорога Ханой — Пекин. Где-то в середине пути одна за другой потянулись пустынные, словно вымершие деревни. Аккуратно закрытые дома, подметенные дворики, грядки с овощами в огородах. Во время короткой остановки я заметил, как старичок приклеивал одним концом к двери, а другим — к косяку хижины, слепленной из глины на бамбуковом каркасе, полоску пергамента. По-вьетнамски
Латиницей и по-китайски иероглифами на ней значилось: «Не открывать. Закрыл хозяин».
Удивительное дело: артиллерийская стрельба после одиннадцати часов снова усилилась, канонада стала сплошным гулом, а на полях кое-где группки молодежи с заброшенными за спины карабинами продолжали полевые работы. Разведрилось, туман ушел окончательно, в разрывах облаков все чаще проглядывало солнышко. Но, когда до границы, если судить по карте и компасу, оставалось километров пять, картина резко изменилась. Десятки вооруженных парней тащили на прогибавшихся бамбучинах ящики с боеприпасами, части безоткатных орудий, минометные стволы и опорные плиты, средства дальнего наблюдения в сторону горных гребней. Грохот приближающегося боя нарастал.
Оставив машину на обочине под прикрытием эвкалиптов, мы двинулись по неширокому распадку, зажатому лесистыми холмами, в направлении Донгданга. На кручи торопливо, оступаясь и поскальзываясь, поднимались бойцы народной полиции в форме кремового цвета, люди
Взрывы шли каждые десять — пятнадцать секунд, и приходилось прятаться в зарослях. Я чувствовал, что Дану очень хочется повернуть нас назад, но тут мы встретили пятерых бойцов. Обвешанные гранатами, ножами, оружием, заляпанные подсохшей коростой краснозема… Они сказали, что вышли из окружения. Трое, шатаясь от усталости, несли полураздетого товарища. Его спину крест-накрест стягивали окровавленные бинты.
— Его зовут Чан Ван Миеу, ему восемнадцать лет… Ранен в плечо навылет. Он нес нам на позицию рис… Уходите. Китайцы в полукилометре отсюда.
Пачками пошла стрельба из карабинов по вершине холма, застучали автоматы. Под непрерывный грохот минометов — мины, завывая, проходили над нами, — пулеметную стрельбу и ритмичное гаханье безоткаток мы напрямую побежали к машине. Когда до нее оставалось метров двести, с кручи, подступавшей к дороге, буквально ссыпались несколько бойцов. Лейтенант, узнав от Дана, кто мы, коротко обрисовал обстановку в этом районе боев:
— После артиллерийской подготовки, обстреляв городок Донгданг, пехота противника и четыре танка около десяти утра, обойдя Донгданг, перерезали шоссе номер 1 и железную дорогу. Интервенты углубились на нашу территорию на пять с лишним километров. Но эти прорвавшиеся танки уже сожжены, а пехоту сдерживаем. Когда подойдет подкрепление, выбросим ее с нашей земли…
Однако удалось остановить не все танки, прорвавшиеся в направлении Лангшона. Они имели цель захватить горный проход Донгданг — Лангшон на всем его протяжении и тем обеспечить своим главным силам выход в предгорья, а затем и на оперативный простор в долину, ведущую к Ханою. Вскоре нам довелось с этими танками столкнуться.
Уже вернувшись из-под Донгданга в Лангшон, по улицам которого так плотно, что казались неподвижными, шли два потока — беженцы в тыл и свежие роты в сторону фронта, я спешно вновь выехал в сторону границы. На дороге, по которой мы проезжали час-полтора назад, все переменилось. Там, где мы останавливались утром, боя уже не было, стояла тишина. Из-за небольшого холма вышли трое в форме кремового цвета. Метрах в ста от нас, посреди рисового поля они в нерешительности остановились.
По внешнему виду это были сотрудники народной полиции. Пояса с кобурами висели у них на шеях, ботинки они держали в руках, чтобы удобнее было, по крестьянской извечной привычке, преодолевать вязкую жижу рисовых чеков. Невольно подумалось о переодетых диверсантах. Винь помахал им и пошел навстречу.
— Бойцы народной полиции, — сказал он, вернувшись, — просят разрешить им сесть в машину. По правилам отдела печати МИД это, конечно, не полагается. Однако, учитывая обстановку…
Из-за лесистого гребня, за которым метрах в пятистах дальше сворачивало шоссе, вытянулась кавалерия. Взмахивая челками, лошадки мелко-мелко перебирали копытцами. Трусцой поспевали за ними китайские пехотинцы, развертываясь в цепь. А поодаль — на железнодорожном полотне с лязгом и рыком появились танки. Казалось, стволы их пушек прогибаются, как хворостины, раскачиваясь вверх и вниз.