Тридцать дней

Цыпленкова Юлия Валерьевна

— Лейда Аквей действительно может спасти нас?

— Будь моя воля, я бы близко ее не подпустил к логову рыжего поганца, но без нее и вправду не обойтись. Она имела дело с возвратной волной, я же пока как слепой котенок.

— Если Темный нуждается в ней, то ей вряд ли…

— Или ты глух, Лим, или с возрастом твой сметливый разум потерял остроту. Я всё рассказал тебе, а ты думаешь, что Ирис ничего не грозит?

— Прости меня, Скайрен, но мне всё еще сложно до конца уверовать, что в этой женщине нет зла.

— Могу понять, — ответил Аквей. — Но не могу принять. Я своими глазами видел, через что она прошла.

Для меня нет чище души, чем у моей ягодки. И оттого еще сильней ненавижу Вайториса. Превратить Созидающую, дарующую и охраняющую жизнь, в проклинаемую всеми убийцу…

— Скай, твои глаза, они сияют…

— Это приток энергии. Я в бешенстве. Доброй ночи, Лим.

— Д-доброй ночи, мой господин.

В тот вечер я нашла Ская у реки. Воды ее вздыбились, образовав большой круг, и вода неслась по этому кругу, всё ускоряя свой бег. Я накрыла плечи мужа руками, прижалась к спине, и водоворот начал утихать. Вскоре вода с грохотом упала в реку, и ее течение восстановилось.

— Дольше медлить нельзя, — сказал Аквей.

— Нельзя, — согласилась я.

— Завтра я оповещу тех, кто идет с нами.

— Маги знают, что будет на самом деле?

— Те, кому я доверяю.

— Что они сделают, когда поймут, что были обмануты? — я обошла водника и заглянула ему в глаза.

Скай устроил ладонь на моей талии, заправил за ухо выбившуюся из прически прядку:

— У них уже не будет выбора, но иначе нельзя. Мы не можем повторять прежних ошибок. Если нам удастся задуманное, им будет не до обвинений в вероломстве.

— Нам будет непросто.

— В жизни вообще просто не бывает, — он улыбнулся и поддел пальцем кончик моего носа.

— И не поспоришь, — усмехнулась я.

— Еще бы ты спорила, — надменно ответил водник, получил тычок кулаком под ребра, растерял всю спесь, но только хмыкнул, покрепче обнял меня за плечи, и мы направились обратно к селению.

Это было в конце двадцать третьего дня. Весь двадцать четвертый день прошел в суете последней подготовки. В поселении ненадолго объявились айры и триги, чем привели в немалое смятение жителей. Кто-то с испугом смотрел на мощного великана Рварна, кто-то с любопытством на крылья Оэна. Особое впечатление произвело то, что зверь и летун по своей привычке не упустили возможности склониться передо мной. Для них я по-прежнему оставалась древним всемогущим божеством. И, как всегда, я приняла их поклонение без смущения, одарив обоих приветливой улыбкой. Вот она, прелесть дикарей, для них ничего не изменилось после того, как узнали, что божественности во мне столько же, сколько в дереве, на которое я опиралась плечом. Им было достаточно того, что я такая же, как их создатели, и никаких доказательств больше не требовалось.

Впрочем, не могу не рассказать о том, что успела заметить совсем необычного при встрече людей с представителями этих двух рас. Младшая дочь Лима Вера рассматривала Оэна Быстрокрылого не просто с восхищением, в ее глазах был восторг, и мой слух уловил, как она шепнула подруге:

— До чего же хорош этот айр.

— Утренняя заря уступает прелести юной девы, — не глядя на девушку, произнес Оэн. И вроде бы случайно брошенные слова, не имевшие оснований, достигли цели. Юная лейда Вер зарделась, потупила взор, на устах ее расцвета улыбка. И летун вновь сказал, ни к кому не обращаясь: — Солнце сегодня особенно ярко сияет.

— Ты ослеп, крылатый? — хмыкнул Рварн. — Небо затянуло облаками.

— Это твой взор затянут мутью, животное, — ответствовал Оэн. — Тому, кто высоко летает, видно больше, чем тому, кто бегает, уткнувшись в землю носом.

Триг демонстративно повел носом:

— Но приближение весны я чую отлично.

После снова усмехнулся, подмигнул лейде и ее подруге и прошел дальше. Невозмутимый Оэн покачал головой и последовал за ним, но вдруг обернулся и скользнул задумчивым взглядом по дочери Вера:

— Весна… — покачал головой и уже не останавливался.

А мне подумалось, а почему бы и нет? Было бы любопытно посмотреть, к чему приведет зародившееся влечение заносчивого айра и благородной лейды. Если они смогут превратить это в любовь и преодолеть непонимание и возмущение айров и магов, то, при желании и помощи творцов, такая связь может привести к рождению новой сущности. В любом случае, я им в своей помощи и поддержке не откажу, думаю, Скай будет со мной согласен. Этот мир заслужил больших перемен. Но всё это после… А пока нас ждала важнейшая битва, которую проиграть мы не имели права.

Остаток дня мы провели в поселениях айров и тригов, заканчивая то, что начали еще после Совета. Ощущение предстоящего уже витало в воздухе. Тревога, напряжение, но вместе с тем нечто торжественное, важное и неизбежное, от чего было невозможно убежать, нельзя было отвернуться, отмахнуться или отложить. Душа трепетала в ожидании, но не от страха. Это было предвкушение.

Чем бы ни руководствовался Скай, но для меня это было еще и возможностью поквитаться с Вайторисом за родных, за любимых, за загубленную жизнь, за долгое рабство, за жизни, которые я отнимала в своем ослеплении и почитании проклятого убийцы. Да, я желала помочь этому миру выбраться из ловушки Граней еще раз, хотела дать ему шанс на развитие и собственную жизнь, но еще я жаждала мести.

— Не позволяй чувствам захлестнуть себя, — повторял мне супруг. — Потеряешь над собой контроль ты, потеряю его и я. Ярость хороша лишь тогда, когда она придает силы. В ослеплении же толку не будет. И он знает об этом.

И это было так. Вайтор давно научился управлять мной, это было слабое место. Но теперь и я знала, куда стоит ударить, чтобы вывести Разрушающего из равновесия. Благодаря Скаю, я научилась отличать настоящие угрозы от пустых. А после того, как ко мне вернулась память, я осознала, что мой бывший «господин» вовсе не всемогущ. И пусть сила его велика, благодаря Граням, но это не делает его менее уязвимым, чем любое живое существо.

Однако не стоило забывать и того, что слияние, сделавшее нас с водником почти равными по могуществу Вайторису, оно же и ослабляло нас.

— Он не тронет тебя, пока жива я, — сказала я в один из дней после размышлений. — Ему нужно, чтобы я вернулась.

— Да, — согласно кивнул Скай. — Я тоже об этом думал. Регинис отказался от слияния, опасаясь, что его смерть уничтожит и тебя. Стало быть, для возрождения ты должна умереть, зная, что я жив. Скорей всего, рыжий захочет оставить меня до твоего возвращения. С этим он затягивать не станет, тебе нужно успеть рассеять откат. И лишь после твоего возрождения, пока ты без памяти, убьет. Но это в случае, если мы проиграем, а этого мы не допустим.