Тридцать дней
Шрифт:
Но Скай, который оказался потомком Строма, выкрал меня. И по мере пробуждения моей родного дара, моя сила заполняла опустевшее от энергии Отражений места. «Слияние — это обновление». Слияние довершило очищение, и естественная стихия заполнила меня, полностью остановив разрушения тела. Бесконечный Хаос! Орканис был прав, и Регинис мог бы жить… Но он опасался, что может проиграть, и тогда для меня это закончится плохо, потому позаботился о будущем и отдал свой дар малышу Строму и его потомкам. Тьма! «Дар можно только передарить». Вайтор не смог бы получить стихию воды, потому что она уже была отдана! Там на башне уже всё было зря…
И вновь я расхохоталась. Смеялась, содрогаясь
— Ха-ха, — я обессилено опустилась на траву, утирая слезы. — Каков дурак! Так обмануться в своих надеждах! Ха-ха…
— Ирис!
Я вздрогнула от неожиданности и обернулась. Это был Войтер. Он немного запыхался, похоже, бежал за мной. Огляделась. Вдали виднелись магические светляки, освещавшие отряд. Удалилась я немало.
— Где Скай? — спросила я.
— Занимается лейдой Тей. С ней такого еще никогда не было, — ответил Войт.
— Не для нее были эти воспоминания, — я покачала головой и отвернулась от маленьких фигурок, сновавших вдали.
— Зачем вы ушли? Одна, во тьме, — Войтер приблизился. — Я слышал ваши вскрики… Плохо?
— Не так, как девятьсот лет назад, — усмехнулась и сделала еще несколько шагов вперед. — Мне нужно побыть одной, Войтер.
— Я не помешаю, — заверил меня молодой леор. — Просто побуду недалеко, пригляжу за вами.
Почувствовав легкое раздражение, я вновь развернулась к нему, сократила разделявшее нас расстояние и заглянула в глаза. Водник смотрел открытым честным взглядом.
— Зачем тебе это нужно, Войт? — спросила я, не скрывая досаду.
— Вы моя госпожа, и я должен заботиться о вашем благополучии, это подразумевает не только помощь, но и охрану, — ответил маг.
— Мне никто не угрожает, — отмахнулась я. — А от того, кто действительно опасен, ты бессилен. Оставь меня наедине с собой. Я скоро вернусь к отряду. Если я понадоблюсь Скаю, он найдет меня…
— Нет, — коротко, но непреклонно ответил Войтер.
— Тьма, Войтер!
— Я предан моей госпоже и послушен ее воле, но мой долг велит мне сейчас остаться глухим к приказу лейду Аквей, — ответил водник, разом отмахиваясь от моих пожеланий.
Я поджала губы, испепеляя его взглядом, после махнула рукой:
— Да и Тьма с тобой, твердолобый.
— В гневе вы так же хороши, как и в радости, — с неожиданной обезоруживающей улыбкой ответил леор. — Отчего вы так хороши, лейда Ирис?
Снова остановилась. Уже более осторожно вернулась к нему, но встретилась всё с тем же открытым взглядом, протяжно вздохнула и постаралась говорить как можно мягче:
— Войт, тебе лучше не задавать мне таких вопросов.
— Я знаю, — кивнул он. — Скайрен злится. Но я ведь не встреваю меж вами, всего лишь любуюсь издалека. Со стороны отлично видно, что и вы глаз с господина не сводите, как и он с вас, терзать вас притязаниями я не буду. Даже обещаю разлюбить однажды.
— Тьма, Войт! — воскликнула я. — С чего ты влюблен? Когда я целовала тебя, мне отказал разум. В то мгновение я вообще себя не осознавала, так зачем же ты держишься за то воспоминание?!
— Оно лучшее, что у меня есть, — он ответил улыбкой. — Но я влюбился в женщину сильную духом, против которой восстал весь свет. Меня восхитила и покорила сила вашего духа. Давали отпор всем и каждому. А то, что случилось в тот раз… Это заставило кровь вскипеть, и я бы вновь сжал вас в объятьях, но… Я не буду умолять вас — это унизительно. Не буду вырывать силой — это мерзко. И не посмею добиваться ухаживаниями — это предательство, а я верен своему господину. Нет, Ирис, я продолжу любоваться издалека и однажды, наверное, этот день настанет, когда я проснусь и пойму, что к тебе в моей душе осталось лишь восхищение. Если Мунн смог любить, не приближаясь, то с чего не смогу этого делать я?
— И это было худшей из пыток, — прозвучал мрачный голос за спиной Войтера. Следом на голову молодого леора обрушился удар, и он повалился на землю.
— Войт! — воскликнула я, но передо мной тут же выросла мужская фигура. Я вгляделась в знакомые черты и изумленно произнесла: — Леор Мунн?!
Он криво ухмыльнулся:
— Не ожидала, гадина? А я за тобой. Довольно ты нас всех водила за нос. Зачаровала Аквея, прельстила.
Я сделала шаг назад, помимо воли давясь смешком. Трава, повинуясь мне, потянулась к ногам мужчины, оплели их, мешая сделать следующий шаг.
— Хорошо, — произнесла я, останавливаясь. — Я — гадина. Я зачаровала, обольстила, обманула. Но разве ты не выиграл от этого? Сейчас ты женат на женщине, которую так долго любил, так почему идешь за моей жизнью, вместо того, чтобы наслаждаться ею? Разве не пристало молодым супругам воздавать честь страсти на ложе?
— Честь страсти?! — Мунн повысил голос. — Она несчастна! Эйволин плачет целыми днями, гонит меня прочь. Она говорит, это я виновен в том, что мы женаты.
— И за это ты решил отомстить мне? — усмехнулась я.
— Она была почти женой главы клана, женщиной, которая стала легендой еще при жизни, — ожесточенно произнес несчастный муж. — Но явилась ты и забрала у нее и мужчину, и славу…
Не выдержала. Я расхохоталась в лицо еще одному мстителю и убийце. С этого мгновения я окончательно перестала сочувствовать Эйволин. Она ведь уже знает, что не имеет отношения к пророчеству, увидела, что это правда, но всё еще льет слезы по утраченной доли великой спасительницы мира?!
— Да пожри тебя Хаос, Мунн! — воскликнула я. — Возвращайся и передай своей жене, что спасительницами не становятся за просто так. Это целое испытание. Увлекательное и совершенно безобидное. Ей стоит потерять всех родных и близких за тридцать дней, увидеть их гибель своими глазами. Повыть над сгоревшим телом любимого брата, которого оставила живым всего четверть часа назад, увидеть, как погибает мать, спасая ее, держать в руках прах своего возлюбленного, стать свидетелем того, как перерезают глотку другу, обгореть в пожарище, потом умереть и воскреснуть ненавидимой всем миром. Вот тогда она может считать себя достойной чести спасти мир и мечтать о любви лучшего мужчины. А пока она всего лишь пустоголовая кукла с непомерными желаниями и верой в собственную значимость.