Тридцать дней
Шрифт:
— Поспи, любовь моя, — сказал водник, склоняясь к окошку. — Тебе нужен отдых.
— Мне уже страшно закрывать глаза, — усмехнулась я из сумрака кареты. — Воспоминания, как лютые звери. Они словно только и ждут, когда я расслаблюсь и поверю, что всё страшное уже позади. P-раз, а чаша по-прежнему не опустела.
Лейда Тей пересела ко мне, взяла за руку.
— Девочка моя, если в чаше остались еще глотки, ты должна их выпить. Это твое снадобье от забвение. Память — это дорога к себе. Прошлое — есть основа для настоящего и будущего, как корни для дерева. Твои воспоминания питают тебя, очищают через боль, возрождают. Сделай последний глоток, и ты вновь будешь готова смотреть вперед. Пусть больно, пусть тяжело, пусть снадобье кажется горьким, но ты пей. Пей и не бойся. Закончи дорогу к себе, Созидающая Ирис.
— Да, — я накрыла ее руку свободной ладонью. — Вы правы, Тейда. Всего несколько шагов, и я буду дома.
Слабо улыбнулась сквозь темноту и закрыла глаза. Без прошлого нет будущего, с этим не поспоришь, и чтобы знать, что в конце, нужно вернуться к началу. Тогда стоит ли тянуть? Почему бы не закончить эту пытку? Что там мне осталось? Все уже мертвы, очередь за мной? Чем еще может напугать меня моя память? Не проверишь, не узнаешь, так?
— Тетушка, будь рядом, — донесся до меня голос Ская.
— Да куда ж я денусь отсюда, мой мальчик? — усмехнулась провидица.
— Поддержи. Ирис очень ранима.
— Я сильней, чем ты думаешь, — отозвалась я с улыбкой.
— Поезжай спокойно, дорогой, — хмыкнула Тейда. — Сберегу твое сокровище.
— И ты не ошиблась ни в одном слове, — серьезно ответил водник, пришпорил Бурана и, наконец, отъехал от кареты.
— Я могу помочь тебе, — сказала Тейда уже без всяких ухмылок. — Если хочешь, я стану твоим проводником.
— Не надо, — я погладила ее по плечу. — Мои воспоминания слишком тяжелые, чтобы обрушить их на ваши плечи.
— И все-таки, если понадоблюсь, ты только скажи.
— Хорошо, лейда Тей, — согласилась я, чтобы прекратить разговор. Хотелось остаться наедине с собой, провидица это поняла.
Она не отсела, но выпустила мою руку и выглянула в окошко со своей стороны, а я вновь задумалась. Что же еще важного таит в себе мое прошлое? Что произошло после того, как Вайторис утащил меня из развалин дома, в которых осталось тело моего брата?
— Ох, — судорожно вздохнула я и открыла глаза. — Не могу. Страшно. Лучше уж забыть навсегда, как кошмарный сон.
— За ночью приходит утро, Ирис, — отозвалась Тейда. — Любой кошмар отступает перед первыми лучами солнца. Но чтобы наступило облегчение, кошмар нужно пережить. Прости.
Тонкие пальцы сжались на моем запястье. В темноте блекло сверкнул фиолетовый камень и…
Каменные стены давят на плечи. Я заперта в небольшой комнате. Здесь есть узкое окошко, кровать, стол, даже удобное кресло. Мне исправно приносят еду и питье, но пределов комнаты я покинуть не могу. Вайторис бросил меня сюда, как только притащил из леса. Целыми днями я брожу от стенки к стенке, бездумно, без всякой цели. Я опустошена, нет никаких желаний. Еду уносят нетронутой, но воду я иногда пью, когда жажда становится невыносимой.
Сколько я здесь? Вроде всего несколько дней. Может дня три или четыре… Да, точно, четыре. А сколько прошло времени со дня гибели родителей? Я ненадолго останавливаюсь, мучительно морщусь, вспоминая, и, наконец, произношу вслух:
— Тридцать дней. Да, точно. Сегодня тридцатый день.
Всего тридцать дней назад у меня был дом, были родители, был брат, был возлюбленный, а теперь… Что у меня есть теперь? Только тень воспоминания. Ничего не осталось. Всего тридцать дней, а словно прошло лет сто. Была жизнь, теперь ее подобие. Неожиданно встряхиваюсь. Зачем я здесь? Почему? Что еще нужно от меня огненной твари? Разве можно еще что-то забрать у меня?
Ярость ослепляет меня в то же мгновение. Это первая эмоция за последние дни. Она захлестывает меня с головой. Бросаюсь к двери, остервенело дергаю ее, но гадкая створа не поддается. Призываю стихию, она отзывается двумя стражами.
— Убрать! — приказываю я.
Мои звери налетают на дверь, выносят ее, и узкий коридор заполняет грохот.
— Вайторис! — мой вопль отскакивает от стен, обрушивается эхом. — Я уничтожу тебя, уничтожу! Искать!
Я уже делаю несколько шагов, когда из-за следующей двери слышу изумленное:
— Ирис?
Порывисто оборачиваюсь, прислушиваюсь к голосу и потрясенно переспрашиваю:
— Оркан? — теперь я спешу к узилищу моего первого возлюбленного. Вместе мы сильней, чем я одна. Нет, вру. Я просто рада, что он жив. — Отойди, — прошу я, и один из моих зверей выбивает и эту дверь.
Орканис появляется в дверном проеме. Он выглядит плохо. Стал старше, седина серебрит и без того светлые волосы, глаза потускнели, и я понимаю, что ему не хватило сил, чтобы выбраться.
— Он отрезал тебя от Граней, — со стоном произношу я.
— Похоже на то, — улыбка вымученная. Воздушник медлит, но потом срывается с места и с силой стискивает меня в объятьях. — Я так рад, что ты жива, малышка. Где Регин? Где Тер? Я ничего не знаю о них.
Я утыкаюсь ему в грудь, мои слезы красноречивей всяких слов.
— И мама, и Кай, — всхлипываю я. — Никого не оставил.
— Какая же тварь, — шипит Орканис.
Он сминает в ладони волосы на моем затылке, гладит, но я слышу зубовный скрежет. Созидающий в ярости. Нет времени на долгие размышления, и я выпутываюсь из объятий Оркана. Он понимает меня без слов. Берет за руку, чтобы увести, но вдруг…
— Я еще жив, — голос совсем слабый, он звучит из-за двери напротив. — Только…
— Регин! — мой крик оглушает Орканиса, но он даже не кривится.
— Друг, ты здесь! — восклицает воздушник, дергая ручку. — Тьма, Регин, прости меня. Если бы не я…
— Не открывайте, — требует мой водник. — Я не хочу, чтобы она видела меня.
Но я не слушаю. Мой зверь уже выдирает зубами дверь за железную скобу.
— Не смотри! — восклицает Регинис.
Меня не остановить, и я налетаю на него. Обнимаю, прижимаюсь всем телом к дряхлому старческому телу. Целую его лицо, изборожденное морщинами.