Тридцать один день
Шрифт:
– Миша. Что-то не так?
Ответа не последовало. Он перебирал книги, упорно делая вид, что здесь, кроме него, никого нет. Черт, рано я радовалась, что с ним будет просто.
Миша по-прежнему не обращал на меня внимания . Мне это быстро надоело. Я развернулась и пошла в спальню. Поеду-ка я домой. Хватит с меня подвигов. Тем более что они не имеют смысла. Миша то открывается мне, то обратно забирается в раковину. Вот что я сделала не так? Взглянула неправильно или мне полагалось скакать от счастья? Чего он от меня ожидал?
Ключи по-прежнему лежали
На улице безраздельно царила тишина. Прохлада нежно прошлась по спине. Он, наверное, сейчас сидит у окна. Возможно, он даже видит меня. Некрасиво получилось. Непрофессионально. Надеюсь, Виктор Иванович скоро вернется. И у Миши хватит ума ничего не натворить.
Ветер дохнул сыростью, ветви на растущей во дворе березе всколыхнулись. Томно и грациозно, словно прима-балерины. Откликаясь на его зов, с неба спланировали первые в этом году снежинки. Похожие на мелкие крупицы они сливались в нежном поцелуе с землей и умирали, но на их место приходили все новые и новые.
Я восхищенно наблюдала за этим чудом. Для меня снег все еще был чудом, сказкой и волшебством. Увлеченная, не заметила, как открылась дверь в подъезд. Миша в тапочках и старом свитере шел ко мне медленно и настороженно. Когда я оглянулась, его уже полностью захватили в плен снежинки. Он хмуро смотрел на меня. Это выглядело, как минимум забавно. Я улыбнулась.
– Почему ты здесь стоишь?
Вопрос получился нескладный и глупый, но я все же ответила:
– Смотрю на снег. Правда, ведь красиво?
Мелкая крупа густо сыпалась с неба. Видимость при этом стала ужасной. Миша подошел на расстояние вытянутой руки. Щеки у него заалели от холода. Изо рта шел пар. Холодно. Наверное, странно вот так просидеть четыре месяца в квартире, а потом выйти на улицу и почувствовать, что пришла зима.
– Да, очень.
Радость моя не знала границ. Он вышел на улицу. М-да.... И тут моя радость немного омрачилась. Ну, вывела я его на улицу, вернее он сам вышел, что дальше? Что мне теперь с ним делать?
Неожиданно Миша сам разрешил эту проблему:
– Пойдем обратно. Уедешь потом, когда дядя вернется.
Он схватил меня за руку и повел обратно в квартиру. Ладонь его была горячей и влажной. Я попыталась высвободить руку, но он сжал ее еще крепче, впрочем, не до боли. Войдя в подъезд, я отметила насколько же мрачно здесь в сравнении с улицей.
Миша даже на лестнице не отпускал мою руку. Это было очень неудобно, но я решила потерпеть. Если это его успокаивает, то почему бы и нет. Квартира, когда мы пришли, была распахнута настежь. М-да, он даже дверь не потрудился закрыть, не то, что одеться.
Войдя, он закрыл за нами дверь. Ну, вот я вернулась и что дальше? Не имею ни малейшего представления, о чем с ним говорить. Чувствую при этом себя весьма глупо. Миша стоит возле дверей и чего-то ждет. Я должна что-то сказать, но ... я все еще чувствую ту неловкость, из-за которой решила уйти. Оставила его одного. Убежала. Вина, вот что мешает мне говорить.
– Ты не сказала, что уходишь. Я подумал, что ты меня бросила. Решил тебя догнать, а ты стояла во дворе. И снег....
Он улыбнулся.
– Ты не давала мне тех дурацких тестов и не шарахаешься от меня. Когда ты рядом они не приходят. Я не хочу идти с ними.
– С кем?
– мой голос охрип.
– Папа, мама, сестра.... Они все в ожогах. Тянут ко мне руки. Говорят, что я должен уйти с ними. Я... я виноват. Должен был ехать вместе с ними, но....
Миша затих, пристально вглядываясь в мое лицо.
– Ты мне веришь?
– Да.
Я не лгала. Верила ему. Чувство вины может довести человека до чего угодно: от безумия до гибели. Авария стала толчком, в итоге Миша сделал себя виноватым, потому что выжил. Классика. Только, что мне с этой классикой делать? Я расстегнула пуховик. Вжик молнии разорвал тишину.
– Давай повешу, - Миша взял у меня пуховик и повесил на плечики в шкаф.
Он повел меня в гостиную. К моему ужасу стеллажи были опрокинуты, книги валялись разбросанные по всей комнате.
– Не обращай внимания. Я сейчас это уберу.
Говоря это, Миша выглядел ужасно смущенным. Он быстро поставил стеллажи так, как они стояли раньше и начал собирать книги. Я попыталась ему помочь, но только мешала. Впрочем, он не выказывал своего недовольства.
Каких только книг не было в его библиотеке! Я только и успевала удивляться. Старые ветхие книги довоенного периода и новинки мировой литературы. Многие книги на языке оригинала.
Наконец-то мы восстановили порядок в гостиной. Миша сел в свое излюбленное кресло. Я же села на краешек дивана. Виктора Ивановича все нет, а время близится к обеду. Больше ничего я с Миши вытянуть не смогла. Он рассказал мне только то, что хотел рассказать и ни словом больше. Хотя чего я ожидала, что он сможет поведать мне всю историю сразу? Или тотчас выдаст информацию относительно того, чем я могу ему помочь?
Я отлично понимала Мишу. Он и так рассказал мне достаточно много, и я видела, как больно это задело его. Миша....
– Ты не замерз?
Мой вопрос вывел его из оцепенения, он неуверенно кивнул головой:
– Да. Нет. Немного.
Некоторое время он сидел молча, но потом всё-таки заговорил:
– Ты придешь ко мне завтра?
– Нет.
Его глаза начали судорожно метаться по комнате.
– Понятно. А когда ты придешь?
– Возможно в следующую субботу.
– А раньше нельзя?
– У меня работа.
– Я - тоже твоя работа.
Не сказать, что он поставил меня в тупик, но я старалась не думать об этом. Вообще это логично, но уговор был таков, что я навешаю Мишу по выходным. Да и когда еще к нему ездить? После школы? Вот уж дудки. И так в пятницу из-за него опоздала. Хорошо хоть Леся догадалась прикрыть перед начальством.