Тридцать один. Часть I. Ученик
Шрифт:
– Поглотитель его разберёт, – в сердцах бросил боцман. – Второй день по кабакам шляется.
Я замер.
– Завтра подплывай, перекидыш. Сегодня, коли вернётся, всё одно на карачках приползет.
– Ему передайте?
Я протянул ладонь, но боцман отскочил, чуть не свалив составленные пирамидой бочки.
– Не! – протянул он. – Передать не могу! У нас с этим строго. Завтра приходи!
Он резво забежал по трапу, но все ещё мотал головой, обеспокоенно оглядываясь.
Я разочарованно кивнул. Только этого не хватало. Жизнь
Я с тоской посмотрел на третий причал. Чёрная шхуна блестела агатовыми боками. В нетерпении дыбились тёмные косые паруса. Тонкой нитью сверкало опоясывающее борт золотое плетение. Вместо ростральной фигуры под бушпритом сиял начищенный до блеска медный половник. Я сглотнул. Значит, судьба! Как ни крути, придётся идти к дяде на поклон.
Мастер Оливье дежурил у схода, кого-то дожидаясь. Заметив меня, он приветственно махнул рукой.
– Я ждал тебя, крысё… Левиафана мне под корму, скорей сюда.
Он схватил меня за руку, втянул на трап и потащил по палубе. Под капитанским мостиком, между лестницами выделялись две двери. Слева истёртая из потемневшей от времени древесины с небрежно нарисованной поварёшкой, справа лакированная с железными клепаными полосами.
– Забыл упомянуть, что оголодал? – рычал он, затягивая меня на камбуз.
На очаге стояла огромная кастрюля, над которой поднимался пар и распространялся дивный аромат.
Мастер Оливье схватил вилку с двумя зубцами и, подцепив кусок дымящегося мяса, протянул мне.
– Наслаждайся! Если, чего понадобится, не робей, бери. Налопаешься, зайдешь. Поговорим.
Он укоризненно покачал головой и вышел.
Я накинулся на мясо, проталкивая кусок побольше и поглубже. Пережатое горло давилось, но я не отчаивался, чтобы освободить пальцы бросил коробочку капитана Джо на стол и ухватился за мясо двумя руками. Так получалось быстрее. Пропихнув первый кусок, я почувствовал, как сходит напряжение, кожу перестало стягивать, а ошейник уже не так сильно давил на шею. Тогда я набросился на мясо словно не ел тысячу лет. Под руки подвернулись листья салата и всё, что лежало на столе: помидоры, огурцы, картофель, вроде даже варёный, хлеб, почти неплесневелый.
Сперва я ещё соображал, что именно ем, но вскоре сбился. Вроде бы в горло проскочили маслины, яблоки и грибы, а может быть оливки, сливы и мясо василиска. Хотя чесночный и сметанный соус запали в память, а ещё сухарики, архимагов колпак, кто их готовил? Настоящий шедевр, а не мелко порезанный засохший хлеб.
Я торчал на кухне около часа. До тех пор, пока плечи не стали чуть шире головы. Тогда жор утих сам собой и я, погладив вздувшийся живот, вышел на палубу.
За моей спиной возвышался капитанский мостик. Под ним скрывались камбуз и каюты. Напротив трапа гордо поднималась мачта, удерживающая раздутые от ветра паруса. За ней вторая. Между ними загадочно чернела крышка трюма. Интересно, сколько матросов нужно, чтобы управлять шхуной? Я огляделся. Корабль был подозрительно пуст, только на носу за накрытым столом сидели мастер Оливье и Чёрный Эрлик. Судно же плыло само по себе. Берег уже пропал в сизой дымке и, насколько хватало глаз, во все стороны разлилось бескрайнее море.
– Малыш! – крикнул дядя и махнул рукой.
Надо же, при посторонних я малыш, что, конечно, приятней заморыша и крысёныша.
Без особого воодушевления, я приблизился. Эрлик цедил что-то белое из дорогого, даже на мой взгляд, бокала и, прищурившись, смотрел сквозь меня. Без шляпы его голова походила на яйцо, такое же овальное, ровное, гладкое и начисто лишенное волос.
Стараясь не пялиться на чернокнижника, я впился глазами в стол. Тарелки с остатками пищи, ножи, вилки и закрытое крышкой блюдо размером с поросенка. Рядом пузатый кувшин и корзинка с хлебом, прикрытая расписным полотенцем.
– Мой крестник, – благодушно представил мастер Оливье. – Дарую ему секреты своего мастерства и, со временем, передам своих любимых клиентов.
Чернокнижник улыбнулся и кивнул.
– Я стар, как мировой океан, – с напускной печалью продолжил дядя. – Выполнять ваши изощренные фантазии с каждым годом всё тяжелее.
– Никто не молодеет, – подтвердил Эрлик.
Дядя хохотнул в ответ, словно над утонченной шуткой.
– Ты похож на оборотня, – справился чернокнижник, бегло взглянув на ошейник.
Никогда не понимал, зачем спрашивать очевидное, но некоторые очень любят задавать подобные вопросы.
– Да, господин.
– Странный выбор, Оливье. Ты знаешь, что там, – он поднял палец вверх, – не любят оборотней.
– Он безобидный, как морской огурец, – ответил дядя.
– Тебе, конечно, виднее, – задумчиво зажмурился Эрлик, – но свет не жалует неосвещенных источником магии.
– Блёклые их не устраивают, – проворчал Оливье. – Зато они любят хорошо пожрать и экзотику!
– Он экзотика? – скривив лицо, не то в подобии улыбки, не то от отвращения, уточнил Чёрный Эрлик.
– Ещё какая, – дядя прямо-таки расцвел. – Ещё лет десять и такие совсем пропадут.
– Ты хорошо осведомлен! – чернокнижник погрозил пальцем. – Через десять лет могут исчезнуть и другие блёклые. Ты же знаешь, тем, кто не озарен источником в тридцати мирах не место.
– Откуда мне знать? – деланно удивился Оливье. – Я сам почти блёклый.
Чернокнижник покачал головой и лениво поднялся, надел чёрную шляпу и ещё раз улыбнулся.
– Благодарю, Оливье. Ты знаешь, что, как всегда бесподобен. Жаль слышать, что хочешь покинуть нас и уйти на покой. Хотя, я слушаю эту прощальную песню много лет подряд! К сожалению, а может к счастью, твоим преемникам не везёт, так, как тебе.
Продолжая улыбаться, он поклонился и исчез. Только что стоял на палубе – и пропал. Маги!
– Садись, – приказал дядя.
Сомневаясь, согласиться или попытать счастье и прыгнуть за борт, я присел.
– Видел? – гордо поинтересовался он.