Тридцать один. Огневик
Шрифт:
– И что? – страдальчески спросил Евлампий.
– Упал, – пожаловался Оливье.
– Не перебивай его! – зашипел я.
И голем кротко потупился.
– Во– во, – бросил хранитель и продолжил. – Я шлепнулся на дряхлые доски и провалился в подвал. Там пахло затхлой листвой и сыростью. Пока выползал, в кромешной тьме наткнулся на ларец, – он сделал эффектную паузу. – Со знаком.
Он ожидающе посмотрел на нас.
– С каким знаком? – послушно спросил я.
– Солнце встающее над волнами! –
– Символ свободы, – подтвердил Евлампий.
– Откуда вы всё знаете? – не выдержал я.
– Каждый школьник знает, – заметил голем. – Этот знак стал символом свободы во время вторжения поглотителей.
Не знаю, где они учились. Видать оборотней в школы всезнаек не берут.
– Сомневаюсь, – проговорил я вслух.
– Сейчас не время для дискуссий, – уверенно произнес Евлампий.
– Согласен с булыжником, тебе лучше заткнуться, заморыш! – ухмыляясь, шикнул Оливье.
Я со стоном закрыл лицо руками, чтобы не заорать. Если они объединятся, я рехнусь.
– Я не это имел в виду, – измученно пробормотал голем, и добавил, обращаясь к хранителю. – Пожалуйста, расскажите про ларец?
– Пусть он попросит, – насмешливо велел Оливье.
Я стиснул зубы.
– Давай, Люсьен. Что ты как маленький? – заюлил Евлампий.
– Расскажите, пожалуйста, – процедил я, не опуская рук от лица.
– Сойдет, – смилостивился хранитель вкуса. – Ларец грубо вырезанный, не обработанный, но с такой кучей заклятий, что я не рискнул отпирать.
– Вы его не открыли? – вскрикнул я.
– Нет. Забрал и вернулся на корабль.
– А потом?
– Тоже.
– Что? – закричал я.
– Не открывал, – ответил Оливье.
– Так вы не видели артефакт? – уточнил Евлампий.
– Нет, на кой лихтер он мне сдался, – отмахнулся хранитель вкуса.
– Не может быть, – пробормотал я, и сполз по двери на пол.
Сил не осталось. Я снова закрыл лицо руками. Он сумасшедший! Зачем мы вообще с ним разговариваем?
– С чего вы взяли, что он там был? – срывающимся голосом спросил голем.
– Чернокнижник подтвердил, – обиделся хранитель.
– Черный Эрлик? – удивился я.
– Хватит переспрашивать. Ты меня бесишь, крабий корм! – отрезал Оливье.
– Надо вернуть его, – строго сказал Евлампий.
– Забрать у Эрлика символ свободы? Ты шутишь? – хранитель вкуса сделал удивленные глаза. – Нет, серьезно. Ты серьезно?
– Он не умеет шутить, – заметил я.
Оливье перестал дурачиться и, хлопнув меня по плечу, уточнил:
– Ты тоже хочешь забрать символ свободы у Эрлика?
Я кивнул.
– Вы отдали его в залог, значит, артефакт можно вернуть, расплатившись с чернокнижником, – подтвердил голем.
Я снова опустил голову, в знак согласия. Понимаю, это безумие, надеяться отобрать артефакт у самого знаменитого чёрного мага – безумное безумие, но что остаётся. Я кивнул еще раз.
– Да-а-а-а, – протянул Оливье. – Я конечно связался с Эрликом в тот вечер, когда камень объединял нас, и договорился, чтобы он вернул символ свободы… – и заорал, – но вы меня убили! Соглашение аннулировано, – и сдавленно добавил, – чтобы чернокнижник снюхался с оборотнем? Ничего скудоумнее не слыхал.
– Есть другой вариант? – уточнил Евлампий.
– Какой, к поглотителям, другой? Это не вариант, а бред пьяных орков. Прикинь, что он с вами сделает?
– С нами, – поправил голем.
– Точно. С нами, – согласился хранитель и, повысив голос, категорично выпалил. – Я против такого абордажа!
– Вы хотите болтаться на моей шее до конца своих дней? – поинтересовался я.
– Твоих, – исправил Оливье.
Я вздохнул. Собрался с силами и разборчиво повторил.
– Вы хотите болтаться на моей шее до конца моих дней?
– Нет, – отрезал он. – Но, если ты попрёшься к Эрлику, конец наступит очень быстро.
– Чем всю жизнь таскаться с вами на шее, пусть уж наступает поскорее, – проворчал я.
– Не ной, юнга, штиль не вечен, – разозлился хранитель.
– Вы ещё долго? – спросила из-за двери Ирина. – Нельзя опаздывать ко двору! Тем более заключенным.
– Почти собрались, – прокричал Евлампий. – Фасон выбирали.
– Нас этим фасоном… – брякнула помощница, но не договорила и прикрикнула: – Поторопитесь!
Я встал, озираясь.
– Нам надо одеться.
– Не нам, а тебе, – вставил голем.
Кроме как меня поправлять, им что, заняться больше нечем?
– Боюсь, мне по размеру ничего не подойдет, – протянул я.
– Открывай, – разрешил Оливье. – Ты посредственный, ленивый, медлительный тугодумный орк… но везучий, как тысяча кормчих! – он хлопнул меня по шее.
Тот ещё комплимент, но затевать новый спор я не стал. Мимоходом глянув на тёмные непроглядные тучи на витраже над столом, распахнул дверцу и заглянул в шкаф. На вешалках, в рядок висели одинаковые зеленые камзолы.
– Чего вылупился? Не пачкай своими маслеными глазками мои вещи. Внизу смотри, под ними, – скомандовал хранитель. – Как-то в Таньшане я слегка перебрал и сел за стол. В карты мне не прёт, но одному толстяку фарту вообще не было. Он проигрался в пух и прах. Из-за стола голый вылезал. Мне достались его шмотки. На следующее утро, протрезвев, хотел выкинуть, но пожалел.
Согнувшись, на дне шкафа я увидел тёмный сверток. Вытащил и начал развязывать.
– Это безразмерная мантия! Толстяк-то был жрецом Таньшанского культа. Посты у них убийственные, то толстеют, то худеют, поэтому одежда крепко заколдована. На ней два десятка чар, а может, и больше. Так что в самый раз для тебя, голомянка прожорливая.