Тридцать одна сказка обо всём на свете
Шрифт:
Часы уже пробили полдень, когда Филимон открыл глаза и тихо застонал. Да уж пробуждение было не из приятных. Голова сильно болела, а шишка расплылась по всему лбу. Однако столь печальное положение его наружности нисколько не сломило его внутреннего душевного настроя. Там он по-прежнему клокотал от гнева и намерения расправится со вчерашними обидчиками. Его негодованию не было предела.
– Ну, нет, меня никакой шишкой не остановить!… Я всё одно отомщу за себя!… Вот только ещё разок холодный компресс сделаю и непременно в город отправлюсь!… Как раз и кобылка уже отдохнула,… лягаться не станет,… уж я им устрою переполох!… –
– Хорошо-хорошо,… сейчас я тебе сделаю компресс, и ты поедешь мстить!… Но только как же ты на голодный желудок-то мстить станешь, ведь силёнок-то не будет!… А вдруг тебе отпор дадут, поколотят,… или что ещё хуже, в каземат посадят да в колодки закуют!… А этого допустить ни в коем случае нельзя, ведь у нас крыша протекает,… ты уж неделю как обещал починить,… да всё тебе недосуг!… А ведь скоро зима, и нам входить в холода с худой крышей никак невозможно,… замёрзнем!… – опять запричитала жена.
– Ох, уж мне эта крыша,… прям напасть какая-то,… уж чиню её, чиню, а она снова протекает!… Да её всю перекрывать надо, а не латать,… вот ещё забота!… Ну а ты конечно права, на голодный желудок мстить как-то несподручно,… ладно, будь по-твоему,… вот поем, крышу починю, а уж потом мстить поеду!… Не спущу я им обиды… – уже более спокойно пробурчал Филимон и стал ждать, когда жена ему холодный компресс сделает. А та хлопотунья, вмиг со всеми делами разобралась; и завтрак на плиту поставила, и в погреб за льдом слазила, и всё-то у неё споро да скоро. Не прошло и десяти минут, а у Филимона уже и компресс на голове, и завтрак на столе. Уселись они да перекусили на славу.
А после сытной трапезы не грех и отдохнуть. Филимон снова в постель улёгся, ну и конечно вздремнул чуток. А как проснулся так ему и похорошело. Голова от ледяной примочки вроде совсем болеть перестала, а от перекуса подъём сил появился. Вот Филимон на крышу и полез, заплатку ставить. Уж обещал починить, значит, так тому и быть. Мужик слово держит. Взял инструмент, кусок доски, взобрался на самую верхотуру и давай заплатку мастерить.
Всё знатно сделал, ловко доску прибил, примастрячил, приколотил, дырку прочно закрыл. И только он завершающий удар по последнему гвоздю сделал, как вдруг, ни с того ни сего, равновесие потерял. Качнуло его, словно кто под бок толкнул. Ну, он с крыши-то вниз и нырнул. Слетел как воробей с ветки, и прямо в бочку с дождевой водой, что под карнизом стояла, угодил. Хорошо ещё, что в бочку попал, весь вымок, но цел. Даже ни единой царапины нет. Хотя не надо забывать, что на дворе-то осень стоит, вода-то прохладная, зябко. Ну, Филимон и заверещал.
– А-а-а-а!… холодно-холодно!… быстрей печку топи!… грей меня, грей!… – орёт подбежавшей на шум жене, и из бочки скорей выбираться давай.
– Ох, боже-шь ты мой!… Да что же с тобой такое делается-то!… Никогда с крыши не падал, а тут на тебе, свалился,… ох-ох-ох… – заохала жена, помогла ему выбраться, да скорей побежала печь растапливать. А Филимон всё никак не уймётся.
– Да это всё ты виновата!… Заставила меня с больной головой крышу чинить!… и вот результат!… Ну что, добилась,… теперь с простудой слягу!… весь мокрый, как лягушка на болоте!… Всё, больше не стану тебя слушать!… – прямо на ходу орёт на жену, сам того не понимая, что радоваться надо столь удачному падению,
Меж тем жена быстро печку растопила, раздухарила, в доме сразу жарко стало. Филимон сырую одежду скинул и моментально согрелся, от него аж пар пошёл. Разморило его. А жена для внутреннего согреву ещё и рюмочку наливки ему поднесла. Ну, естественно Филимон не отказался, принял и сразу обмяк. Потекла у него по жилушкам наливочка, наполнила нутро приятной негой. И минуты не прошло, а он уж опять задремал. Прямо на стуле у печи, как сидел, так и уснул. Жена его простыночкой прикрыла и сама отдохнуть прилегла.
5
Так незаметно, в полудрёме, они и вечер встретили. Тут уж Филимон очнулся, глаза открыл, видит, вокруг темнеет, сумерки пришли, и снова всполошился.
– Ах, я раззява, засоня, а не мститель!… Эй, жена, а ну-ка давай, вставай!… сухую одежду мне подавай!… Я сейчас же поеду в город!… Ничего,… я этих воображал и в темноте достану!… Вчера не смог, так сегодня сподоблюсь!… – кричит, руками машет. После сна настрой у него вновь боевой. А жена тоже своего настроя не поменяла, не хочет его отпускать.
– Да погоди ты,… едва проснулся, а уж снова в бега,… дай я тебе на дорожку хоть пирожков настряпаю,… а то у тебя с голоду в самый ответственный момент в животе заурчит,… и это тебя выдаст, разоблачит,… вся твоя месть насмарку пойдёт… – вытаскивая из комода сухую одежду, упредила она. А Филимон ни в какую отступать не хочет.
– Э, нет, ты меня больше не проведёшь,… ничем меня не отговоришь, не удержишь!… Ждать мне некогда,… обойдусь без твоих пирожков,… а вот дело своё сделаю!… Уж отхожу барыню дубиною,… будет знать, как меня не замечать!… – вновь вскипел он, а жена ему в ответ.
– Ну, нет!… Не получиться у тебя ничего,… барыня вон какая упитанная,… в ней жиру, что в трёх кабанах,… она твою дубинку и не почувствует!… Лучше уж оставь эту затею,… вот видит Бог, зря ты это удумал… – опять упредила она его. Но Филимон и слушать ничего не хочет.
– Да это ты лучше оставь своего Бога в покое!… Хватит уже им прикрываться, да поминать всуе,… всё равно от него никакой помощи нет, только вред!… Ну, вот за что он так со мной поступил!?… прямо ополчился на меня!… И деревяшкой-то я в лоб получил, и с крыши-то я упал, да в холодную бочку попал!… Лишь одна беда от него!… – сердито прокричал он, мигом оделся и в сарай за кобылкой побежал.
Уж на сей раз кобылка сытая и отдохнувшая была, сопротивляться не стала; дала на себя седло одеть, да и уздечку тоже безропотно приняла. Вскочил на неё Филимон и помчался что есть сил в город. Даже приготовленную вчера дубинку не забыл. Всё чин-чинарём, мстить, так мстить. И уж больше ничто и никто его не удержит, ни жена, ни крыша. Достанется сегодня от него обидчикам.
Однако не всё так просто, недаром же в народе ходит поговорка «мы полагаем, а Бог располагает». Иначе говоря, что бы мы ни задумали, над нами всегда есть силы, превосходящие нас по замыслам. Вот и сейчас Филимон полагал, что он всё продумал, всё учёл, но только он не знал того, что обстановка в городе сильно изменилось. Вместо спокойной, размеренной жизни, теперь здесь царил страшный переполох. Кругом шастали полицейские наряды и шпики, были выставлены караулы. Искали опасных преступников совершивших вчера дерзкое ограбление.