Тридцать одна сказка обо всём на свете
Шрифт:
Одним словом за взятку навёл на лесника напраслину. А полицмейстер, как банкноту в ладони ощутил, так, словно заново ожил. Вскочил, оделся, обулся и аж бегом, не жалея живота своего пышного, в участок помчался. Взял там, на подмогу, трёх обломов полицейских, соседского пса-ищейку, и, погрузившись со всей этой компанией в пролётку, понёсся по лесной дорожке к избушке лесника. Нифонт разумеется с ними. Правда, часть пути пришлось идти пешком, пролётка в зарослях застряла. Но всё же дошли, и сразу давай дверь пинками вышибать.
– Открывай, душегуб!… Отдавай голову!… Куда ты её подевал!?… – орут во всё горло, а собака их лает, заливается. Шуму понаделали,
– Какая ещё голова!?… Вы что, господа хорошие, с ума посходили, с утра пораньше двери ломаете!?… Мало того, что ночью нас сынок Нифонта Игнатьевича чуть не зарезал, так вы теперь ещё гурьбой пожаловали,… и сплошь полицейские… – узнав в нежданных визитёрах полицмейстера с Нифонтом, возмутилась она.
– Ага,… так значит, ты признаёшь, что мой сын здесь был!… А ну говори, куда его голову подевала!?… Он домой без неё заявился!… – сходу напустился на Настю Нифонт.
– Да что вы такое говорите!?… Да, он был здесь,… я и не скрываю этого,… прикинулся больным, раненым, попросился на постой!… У меня у самой отец больной, медведем раненый,… ну и пожалел он вашего сынка,… велел впустить его,… а тот посредь ночи на меня накинулся, мол, люблю,… только моей и будешь,… и нож к горлу приставил!… Да это он меня чуть головы не лишил, а не я его,… насилу от него отбилась,… только ружьё и помогло его прогнать!… Он вон, по бережку со спущенными штанами так от меня и сбежал!… Уж если что, то я бы не голову ему отхватила, а просто пристрелила,… так-то!… – вновь возмущённо откликнулась Настя. Отчего настроение у полицейских и Нифонта сразу сменилось.
– Хм,… сбежал, говоришь!… Ну, это может быть,… ведь ни крови Феофановой, ни его духа, тут у вас нет,… иначе бы собака сразу учуяла,… а значит, ты правду молвишь!… Смелая ты девица,… моему сыну противостоять мало бы кто отважился,… а ты вон как!… Говорил я ему, предупреждал, чтоб не совался,… а он не послушался, оттого и голову потерял,… но не ты её срубила!… Гляжу я на тебя, и понимаю, что справится с Феофаном, у тебя не хватило бы сил, ведь он здоровяк, тут мощь нужна,… а ты вон какая, стройная, тоненькая,… но боевая, молодец!… Ну да ладно,… вижу, не виновна ты,… иди уж, лечи своего отца… – рассудив, что причиной безголовости его сына надо искать в другом месте, заявил Нифонт, и резко вышел из избы. Полицейские с собакой конечно за ним последовали.
И тут вдруг пёс как взбесился; жадно повёл носом воздух, рванул к оконцу избушки, обнюхал его тщательно, мгновенно признал знакомый запах и резко бросился бежать вдоль берега реки. Естественно вся розыскная компания тут же пустилась следом. Так прямо и понеслись, не зная усталости и жалости к себе, бежали как подорванные. Запыхались, выбились из сил, но домчались-таки, аж до самой городской околицы, уж сюда их пёс вывел. И тут перед ними предстала страшная картина случившегося преступления; помятая трава, везде пятна крови и следы сумятицы. Полицмейстеру, многоопытному человеку в таких делах, сходу всё стало ясно.
– Вот здесь на вашего сынка и напали!… Была явная драка, повсюду признаки борьбы,… а вон и оторванная пуговка от кафтана,… точно вашему сыну принадлежала,… тут-то ему голову-то и отхватили!… А вот здесь его тело поднялось и само домой пошло,… вон, видны следы его хромовых сапог!… А вон ещё следы, и это уже от женских туфель,… но они никак не могут принадлежать дочери лесника, ведь та в лаптях ходит,… откуда ж у неё деньги на туфли-то!… А эти по следам видно, дорогие и с каблуками, притом весьма тяжёлые,… значит, их полнотелую
Обнюхал отпечаток женской туфли и помчался дальше. Все естественно устремились за ним. Но бежали недолго, пёс несся быстро, а то место, куда он их привёл, поразило всех до бескрайности; это был дом городничего. Пёс лаял и рвался вовнутрь, словно сумасшедший, его неистовое рычание сходу стало будоражить всю округу. Делать нечего, пришлось вновь применить нестандартные методы проникновения в дом, проще говоря, вышибать в дверь. Особенно усердствовал Нифонт.
– Ломайте её!… Снесите к чертям!… Ради головы сына ничего не пожалею!… всех озолочу!… – кричал он, и полицейские повиновались. Вынесли дверь за две секунды. Пёс сразу ринулся вверх по широкой лестнице, ведущей на второй этаж в женские покои. Притом ринулся не абы куда, а прямиком в комнату дочки городничего. Все гурьбой бросились за ним. А там, в комнате, на туалетном столике, возле постели, покрытая кружевной салфеткой, стояла на гранитной подставке голова Феофана. Нифонт мгновенно сдёрнул с неё салфетку, и пред всеми тут же открылось лицо его сына с той неподражаемой, широкой, белозубой улыбкой, что он всегда имел на устах. Да-да, голова Феофана, невзирая на свою отдалённость от тела, весело улыбалась.
– Нет, ну вы посмотрите на него,… он и здесь смеётся!… Ну что за человек такой, ему голову отсекли, а он ржёт как лошадь!… Ох, Феофан-Феофан,… доулыбался-таки… – укоряюще воскликнул Нифонт, и взял голову сына в руки. Отчего тут же проснулась спящая рядом дочь городничего, Фёкла.
– А ну дай сюда!… он мой!… я его себе забрала!… Теперь он навсегда при мне будет,… нечего по другим девкам шастать,… я его вчера весь день выслеживала пока он по ним бегал,… аж к дочке лесничего совался!… Но я его выследила,… от меня не сбежишь,… что он, зря что ли, мне глазки строил, соблазнял да подмигивал?… я такого не упускаю!… теперь он навеки мой!… – вырвав у Нифонта из рук голову его сына, категорично заявила она и прижала её к своей груди. Тут и сказать-то нечего, диагноз нужен; не то девка ума лишилась, не то её любовь с ненавистью смешались да в порочную болезнь превратились, пока неизвестно.
Но одно ясно точно, это она вчера повсюду за Феофаном загадочной, чёрной тенью ходила-следила. А потом загнала его, как лиса зайца, на окраину леса, повалила, припёрла к землице сырой, да его же ножом ему же голову-то и отрезала, ведь она девка здоровая, под стать Феофану, силы ей не занимать, враз с ним справилась. А затем с собой домой голову его забрала, в качестве трофея. И пока трупного окоченения не наступило, выправила ему его неподражаемую улыбку, вот и весь сказ. Так он и простоял у неё до самого утра с улыбкой на лице, на столике под салфеткой, словно украшение какое-то. Кстати, нож Феофана тут же в комнате под матрацем у Фёклы нашли. В общем, её полностью разоблачили.
Однако дело это щепетильное, тут ведь не простая мещанка мелкий проступок учудила, а дочка самого городничего беды натворила, разница большая, подход особенный нужен. А что делать никто не знает, случай-то специфический. Ни сам городничий, прибежавший с домочадцами на шум, не знает, как поступить, ни полицмейстер с подчинёнными выхода из создавшегося положения не видят, ни даже матушка Фёклы слова сказать не может. Все в замешательстве. Но Нифонт хитрая его душа, изворотливый ум, быстро сообразил, как ему даже из всего этого выгоду извлечь.