Тридцать первое июня (сборник юмористической фантастики)
Шрифт:
— Как, пойдет? — спросил один из сыщиков.
— Пойдет, — сказал мэр. — Что мы тут можем поделать? Дайте ей все, что она просит.
И ей принесли все, что она потребовала.
— Чего она лезет? — рассердился Кларенс. — Я один все устроил. И совсем она не знает, как возвратить пропавшее.
— Нет, знаю! — возмутилась Кларисса. — Я знаю, что это он все устроил. Но ведь как делать «Исчезатель», он прочел в моем дневнике. Будь он моим сыном, я б его высекла за то, что он читает дневник своей младшей сестры. Вот что бывает, когда подобные вещи попадают в ненадежные
Она положила на пол золотые часы мэра и нацелилась молотком.
— Надо чуточку обождать. Спешить нельзя. Еще не настало время.
Секундная стрелка обежала циферблат, и наступило мгновение, которому издревле был отведен свой черед. Кларисса с размаху ударила молотком по дорогим часам.
— Вот и все, — сказала она. — Конец вашим бедам. Смотрите, вон кошка Бланш Мэннерз гуляет там же, где неделю назад.
И действительно, по тротуару снова брела кошка.
— Теперь пойдемте к пивной и поглядим, как появится пожарный кран.
Ждать пришлось всего несколько минут. Кран возник неизвестно откуда и с лязгом занял свое место на улице — вот, мол, я здесь.
— Теперь слушайте! — вещала Кларисса. — Все, что исчезло, объявится вновь, едва минет семь суток со дня пропажи!
Так настал конец неделе ужасов. Вещи возвращались одна за другой.
— Как ты узнала, что они вернутся спустя неделю? — спросил девочку мэр.
— Так ведь Кларенс построил семидневный «Исчезатель». А можно построить девятидневный, тринадцатидневный, двадцатисемидневный и даже одиннадцатилетний. Я хотела построить тринадцатидневный «Исчезатель», но для этого надо смазать картон кровью, взятой из сердца маленького мальчика, а Кирилл всякий раз поднимал вой, когда я пробовала сделать в нем дырочку.
— Неужели ты все это умеешь?
— Ну, конечно. Только меня в дрожь бросает, как подумаю, что все это может попасть в неопытные руки.
— Меня тоже, Кларисса. А теперь скажи, для чего тебе понадобились лекарства?
— Варить снадобья.
— А черный бархат?
— Шить платья куклам.
— Ну, а фунт леденцов?
— И как вы стали нашим мэром, когда не знаете таких вещей! Для чего мне сладости, как по-вашему?
— И последнее, — сказал мэр. — Зачем ты разбила мои золотые часы?
— А это чтоб было пострашнее, — ответила девочка.
Роберт Артур
УПРЯМЫЙ ДЯДЮШКА ОТИС
Перевод с английского Н.Евдокимовой
— Мой дядюшка Отис, — заговорил Мэрчисон Моркс, — слыл самым большим упрямцем в Вермонте. Если вы знавали жителей Вермонта, то понимаете, что это такое: дядюшка Отис был самым большим упрямцем в мире. И не преувеличением, а чистой правдой будет сказать, что упрямство дядюшки Отиса пострашнее водородной бомбы.
Моркс внушительно поднял палец, предупреждая скептические замечания.
— Вам не верится, — продолжал он. — Естественно. Так вот, я вам объясню, чем был опасен дядюшка Отис — опасен не только для человечества, но и для Солнечной системы. Да-да, а может, и для всей Вселенной.
Фамилия моего дядюшки —
ОТИСА УДАРИЛА МОЛНИЯ ТЧК ПОЛОЖЕНИЕ СЕРЬЕЗНОЕ ТЧК ПРИЕЗЖАЙ НЕМЕДЛЯ
Я выехал первым же поездом. Меня беспокоило не столько здоровье дядюшки Отиса, сколько необъяснимо тревожная нотка в восьми обыденных словах, которые сорвали меня с места.
Вечером того же дня я высадился в Хиллпорте, штат Вермонт. Единственное в городе такси — древний седан — водил местный житель Джад Перкинс. По совместительству он работал констеблем, и, забравшись в ветхую машину, я заметил у него за поясом револьвер.
Еще я заметил, что на площади собралась кучка людей и на что-то глазеет. Потом понял, что люди пялят глаза на пустой гранитный пьедестал, где раньше стояла большая бронзовая статуя местного политикана Огилви — и этому типу дядюшка Отис всегда относился крайне презрительно.
Со свойственным ему упрямством дядюшка Отис ни за что не хотел верить, будто кому-то придет в голову воздвигать статую Огилви, и утверждал, что на самом деле в городке нет такой статуи. Однако она была, и вот теперь ее не стало.
Старый автомобиль кряхтя тронулся с места. Я перегнулся через спинку переднего сиденья и спросил у Джада Перкинса, куда делась статуя. Он покосился на меня исподлобья.
— Украли, — сообщил он. — Вчера днем, часов этак в пять. При всем честном народе. Да-с, мы и глазом моргнуть не успели. Мы все собрались в магазине Симпкинса — я, Симпкинс, ваш дядюшка Отис, ваша тетушка Эдит и кое-кто еще. Кто-то сказал, что стоило бы почистить статую Огилви — ее вовсе загадили голуби. Тут ваш дядюшка Отис так и вскинулся. «Какую статую? — сказал он, а сам аж брови распушил. — У нас в городке нет такой ерунды — статуи трепливого ничтожества Огилви!» Я знал, что толку от этого не будет, — он не поверил бы в статую, даже если бы налетел на нее и сломал ногу (никогда не встречал такого упрямца, как Отис Моркс, ведь он не верит в то, что ему не по душе), — но все же я повернулся, чтобы ткнуть пальцем в ее сторону. Но статуи уже не было. Минутой раньше была, своими глазами видел. А теперь не было. Кто-то украл вот за эту минуту.
Джад Перкинс сплюнул в окно машины и, обернувшись, устремил на меня внушительный взгляд.
— Хотите знать, чья это работа? — сказал он. — Пятой колонны, вот чья. (Надо заметить, что дело было во время войны.) Им понадобился Огилви, потому что он бронзовый, ясно? Им нужна медь и бронза, чтобы делать снаряды. Вот они и украли статую и переправили подлодкой в Германию. Но пусть только сунутся сюда еще раз, у меня ушки на макушке. Я вооружен и не теряю бдительности.
С грохотом и лязгом ехали мы к ферме дядюшки Отиса, а Джад Перкинс все еще просвещал меня относительно местных событий. Сообщил, что в дядюшку Отиса ударила молния, — как я и подозревал, только из-за его упрямства.