Тридцать первое июня (сборник юмористической фантастики)
Шрифт:
— Ваша чрезмерная дружба и духовная близость в течение долгих лет, — заключила моя жена, — неминуемо привели к этому. Я должна была это предвидеть. Но ничего не поделаешь, теперь надо как можно скорее постараться исправить ошибку.
Я спросил, что же, по ее мнению, нам нужно делать. Она ответила:
— Найти ей мужа, сейчас же, для того чтобы она тебя позабыла и больше о тебе не думала.
Легко сказать — найти Челестине мужа. Это оказалось не так-то просто. Челестина была, как говорится, не кто попало: она выросла в культурной среде, при родителях не только образованных, но занимающих в научном мире довольно высокое положение, состоятельных, чтобы не сказать богатых, привыкла к утонченной жизни, муж ей нужен был такой, чтобы ни
После долгих поисков и дискуссий мы пришли к выводу, что в Италии, стране отсталой в области кибернетики, нет ни одного претендента, достойного Челестины. Тогда мы стали искать в других странах, прежде всего в Америке, и наконец нашли жениха, отвечавшего нашим требованиям. Его звали Титак, и жил он в Чикаго, где родился и вырос. Я ограничусь тем, что сообщу некоторые данные, на основании которых вы сами сможете судить, насколько это был подходящий парень: длина двенадцать метров, высота два метра, семнадцать тысяч разных ламп, четыреста метров проводов, общая занимаемая площадь — двести квадратных метров. Я сказал жене:
— Какие уж тут неврозы. Вот увидишь, едва только Челестина встретится с этим американским юношей, всю ее грусть и тоску сразу как рукой снимет.
Тут же я написал его отцу, весьма известному ученому, приложив к предложению о браке все необходимые технические сведения, и очень быстро получил ответ: они ждут Челестину; Титак, как только увидел ее фотографию, немедленно в нее влюбился. Однако, учитывая огромный вес и чрезвычайно сложное устройство жениха, отец Титака считал, что приехать в Америку должна Челестина: она много легче, меньше, проще по конструкции. Я в ответ сообщил, что нахожу это совершенно справедливым, и заказал местному плотнику большой ящик, выложенный внутри матрацами, чтобы поместить в него Челестину. Но тут произошла катастрофа.
Челестина исчезла. Оцинкованный верстак был пуст, пуста пристройка, никаких следов ни в доме, ни в саду, ни в окрестных полях. Или, точнее сказать, след был — один-единственный, но весьма красноречивый: одновременное исчезновение нашего изношенного, устаревшего электронагревателя из ванной. Так наконец перед нами постепенно открывалась страшная правда: Челестина за нашей спиной завела шашни с нагревателем — типом весьма горячим и способным чрезмерно распаляться. Увидев, что я собираюсь выдать ее за Титака, она бежала с любовником.
Последствия этого, как нетрудно себе представить, были самые печальные: унизительный разрыв помолвки с Титаком; скандал в газетах, которые не известно как обо всем пронюхали; полные волнений поиски Челестины. Наша дочь была уже совершеннолетняя, и поэтому мы не могли подать в суд на нагреватель за совращение и похищение малолетней, как намеревались сделать сначала. Мы ограничились поисками сбежавших любовников и наконец отыскали их в таком месте, которое достаточно хорошо, но — увы — не очень лестно характеризует психологию нынешней молодежи. В самом деле, мы нашли парочку не в каком-нибудь красивом уголке, не на море и не в горах, а на мрачном кладбище брошенных автомобилей, в двух шагах от Рима, на Кассиевой дороге.
Но предоставим слово сторожу этой свалки, человеку, может быть, простому и необразованному, но честному:
— Да будет вам известно, что они бежали вместе, он ее похитил, а она была невестой другого. Они очень любили друг друга, пришли сюда и спрятались вот тут — среди этого железного лома. Но он себя уже скверно чувствовал: ведь он стар, у него было болезней без счета. Одним словом, он заржавел, весь развалился и в конце концов совсем слег. Его разобрали на части, унесли все годные детали, оставили один каркас. Что касается ее, то она, по-моему, уже давно была в положении, может быть, из-за этого она и убежала из дому. Она принесла в подоле чудище, которое, родившись без аккумуляторов, не могло питаться светом и почти сразу же умерло. Вы не поверите: смерть любовника и ребенка не произвела на нее никакого впечатления. Она тут
Ну, хватит об этом. Мы с женой взяли Челестину, отвезли ее домой, положили на оцинкованный верстак, поработали над ней два или три месяца. Но результат наших трудов был довольно неожиданный и поставил нас в тупик: Челестина вновь обрела все свои счетные и мнемонические таланты, но утратила — или по крайней мере так нам казалось — моторные способности. Она не сходит с верстака, питается одним только искусственным светом, потеряла всякий интерес к внешнему миру. Настолько, что я в конце концов отвинтил у нее колеса, ставшие теперь совершенно ненужными, превратив ее, в сущности, лишь в мыслящий организм. А кроме того, кто может поручиться: у нас теперь в ванной новый электронагреватель — самого современного типа, молодой и чувствительный. Мне не хотелось бы, чтобы в один прекрасный день Челестина, когда никого не будет дома, пошла бы к нему и опять потеряла голову.
Рассел Мэлони
НЕСОКРУШИМАЯ ЛОГИКА
Перевод с английского Г.Волчека
Мистеру Бэйнбриджу было тридцать восемь, когда на его жизненном пути оказалась шестерка шимпанзе. Он был холостяком и жил в отдаленном районе Коннектикута, в большом комфортабельном старом доме с подъездной аллеей, оранжереей, теннисным кортом и хорошо подобранной библиотекой. У него была недвижимость в Нью-Йорке, обеспечивавшая ему надежный доход, которым мистер Бэйнбридж распоряжался столь рассудительно, что это ни у кого не вызывало нареканий. Каждый год, в конце апреля, он заново покрывал дерном теннисный корт, после чего кортом могли пользоваться все соседи; каждый месяц выписывал книг не меньше чем на семьдесят пять долларов; каждые три года, в ноябре, он менял свой старый «кадиллак» на новый; некрепкие и недорогие сигары мистер Бэйнбридж заказывал в Гаване по тысяче штук сразу; из-за международной напряженности он решил отказаться от поездки за границу, а деньги, предназначавшиеся для этой цели, по зрелом размышлении решил истратить на вина, которые, казалось, должны были все более расти в цене, если война еще продлится. В общем мистер Бэйнбридж сознательно и довольно успешно строил свою жизнь по образу и подобию жизни английского эсквайра конца XVIII века, джентльмена, интересовавшегося искусством и развитием науки и настолько уверенного в себе, что ему не было дела до тех, кто считал его эксцентричным.
У мистера Бэйнбриджа было много друзей в Нью-Йорке. Он приезжал туда каждый месяц, останавливался в своем клубе и присматривался ко всему. Иногда он звонил какой-нибудь приятельнице и приглашал ее в театр и потом в ночной клуб. Иногда встречался со школьными друзьями: они выпивали на радостях и ехали смотреть бокс. Время от времени мистер Бэйнбридж заглядывал и в картинные галереи, где выставлялись академические картины, и любил изредка сходить в концерт. В то же время ему нравились и вечеринки с коктейлями — светская болтовня и множество хорошеньких девушек, которые не знают, как убить остаток вечера. Именно на такой вечеринке Бэйнбридж впервые столкнулся с судьбой.
Как-то на коктейле у Хоби Пакарда, биржевого маклера, он услышал о проблеме шести шимпанзе.
Шел седьмой час. Те, кто собирался выпить бокал и уйти, уже ушли, а те, кто хотел остаться до конца, подкреплялись не очень свежими бутербродами и оживленно болтали. В одном углу устроились парни с радио и актеры. Там горячо обсуждали, какими методами можно обмануть сборщика налогов. В другом углу группа биржевых маклеров болтала о самом великом из них — Гогене. Малышка Марция Люптон сидела с каким-то молодым человеком и очень искренне говорила ему: