Тридцать первый выстрел
Шрифт:
Зимний день короток, темнеет обычно рано, а мне хотелось опробовать машину в полете именно сегодня, и потому я и сам так спешил, и других подгонял. Торопиться, действительно, требовалось. В ходе этого дела погибло уже слишком большое количество людей – и продолжает гибнуть. Значит, операцию требуется форсировать. Не в ущерб, разумеется, качеству.
Капитан, отправив группу в ангар, зашел в казарму, когда я уже был готов и как раз наматывал на шею шарф, дожидаясь напарника. Мы посмотрели температуру воздуха на закрепленном на крыльце термометре. Было минус восемь градусов. Инструкция предполагала полеты при температуре не ниже минус пятнадцати, но это, как я понимал, не летные характеристики машины, а только ограничения, вызванные человеческой морозоустойчивостью. Наверху, в воздухе, температура намного ниже, к тому же открытая кабина дельталета
Волоколамов вышел на крыльцо.
– Готов? – спросил я.
– Всегда готов, – с пионерскими нотками отозвался капитан.
– Погнали в ангар. А то крылья пообломают, и взлететь не успеем.
Я издали видел, что группа уже приступила к выкатыванию дельталета. Спиной ко мне и лицом к распахнутым воротам стоял майор Желобков и, как вдохновенный дирижер, размахивал руками, давая указания. Мы с Никифоровичем быстро подошли и остановились рядом с Желобковым, не вмешиваясь в его действия. Рабочие отработали на совесть, прорезав колонны точно в установленных местах и с небольшим запасом, чтобы не приходилось выкатывать дельталет по несколько раз, если не попадешь в прорезь с первого. Но мои офицеры умели рассчитывать расстояние и выкатили машину с первого раза, ни за что не задев и не порвав обшивку крыла.
– Куда катить, командир? – спросил майор Желобков.
– Отставить, сам поеду…
Перекрестившись, я забрался в свое кресло и пристегнулся через оба плеча и пояс ремнями безопасности. Когда в свое забрался и капитан Волоколамов, я почувствовал, что машина сильно осела на амортизаторах, хотя вес его намного меньше моего. Но своего веса обычно не чувствуешь, хотя со стороны, наверное, было видно и мою загрузку. Да «тележка» и без того была сильно утяжелена бронежилетами. Максимально допустимого подъемного веса мы, естественно, даже с бронежилетами не превысили; тем не менее такая загрузка делала мотодельтаплан менее управляемым, и к нему еще требовалось приспособиться.
Я включил «подснежник». Наши внутренние коротковолновые радиостанции во всей группе работают на одной волне и имеют радиус действия по прямой, без естественных и искусственных преград, не больше десяти километров. Но когда я в воздухе, группе должно быть слышно меня, потому что там я долго буду в пределах прямой видимости. А уж капитану Волоколамову слышно должно быть тем более, поскольку преград между нами нет никаких.
Я подкачал кнопкой бензин в топливную систему. Двигатель завелся не сразу. В другой обстановке мне это не понравилось бы, потому что любая неотработанная система дельталета могла подвести во время боевой операции. Вдруг пришлось бы заводиться в воздухе! Но я знал, что «горячий» движок заведется быстрее, и, скорее всего, без проблем, даже в воздухе. А здесь он, можно сказать, только что расконсервирован, и ему требуется время, чтобы войти в рабочее положение. В любом случае требовалось всячески опробовать его работоспособность.
– Расчищайте дорогу к футбольному полю, – потребовал я у группы.
Включенный «подснежник» командира автоматически означает, что вся группа тоже должна включить свои радиостанции. И потому я не удивился, что все офицеры дружно двинулись по дорожке к стадиону.
Расчищать дорогу не потребовалось. Комендантская команда за порядком в своем городке следила, и асфальтированная дорожка была чистой. Даже Владимир Андреевич не обработал ее суперлубрикантом, и потому я добрался до поля без помех, далеко оставив свою группу позади, несмотря на то, что офицеры бежали. Будь эта дорожка прямой, можно было бы прямо здесь и начинать разгоняться для взлета. Но мотодельтаплан не имел системы управления передним колесом, и править приходилось только крылом. При небольшой скорости это вполне реально, и я ни разу не съехал с дорожки, а все окружающие кусты оставались под крылом. Для разгона я выбрал диагональ, понимая, что схваченная морозом неидеальная поверхность, покрытая невысокой, тоже смерзшейся, травой, – не самое идеальное место для разгона и взлета, и мне, не зная реальных характеристик машины на практике, может не хватить места, если я буду разгоняться по беговой дорожке, идущей вокруг поля. Но дальний
Группа, как раньше, бежала за мной. В дальнем углу офицеры словно по команде развернули машину в обратную сторону.
– Ну, «поехали…» – процитировал я Гагарина и резко прибавил газ.
Наш «Полкан» оказался быстрым. Несмотря на свою внешнюю тяжеловатость он резко стартанул с места, и мне оставалось только следить за стрелкой спидометра на приборной панели, чтобы вовремя начать взлет. И грудь наполнилась ощущением полетного счастья, когда я подал управляющий треугольник вперед и почувствовал, что колеса оторвались от земли. Это ощущение передать словами невозможно. Нет в человеческом языке таких слов, чтобы описать ощущения полета. Но кто летал, тот меня поймет. А кто не летал, пусть надеется на богатство своего воображения.
Высота набиралась уверенно, хотя и не слишком резко. Наверное, можно было бы подниматься и порезче, но я не спешил, желая привыкнуть сначала к управлению, чтобы не сделать какую-нибудь «мертвую петлю», которая для пилотов мотодельтаплана может в действительности оказаться мертвой…
– Тридцать Первый, ты не слишком высоко забрался? – спросил по связи майор Желобков.
– Вижу тебя сверху, – помахал я крылом всей группе в общем и Геннадию Викторовичу персонально. – Завидуешь? Завидуй! Рожденный ползать летать не может.
– Что же мне, командир, ползать перестать?..
Желобков ползает лучше всех в группе. И быстро – как нормальный человек ходит не самым медленным шагом, – и совершенно бесшумно. Умение ползать в спецназе всегда ценится, и майор прекрасно всем демонстрирует, что ползанье – это точно такой же талант, как у художника или снайпера. Чем человека бог наградил, то следует использовать и развивать. Мы все пытались достичь в этом элементе боевой подготовки уровня Геннадия Викторовича, но никто не сумел даже близко приблизиться к нему по скорости.
Мы летали, поочередно пробуя машину на разных режимах, с включенным и выключенным двигателем, осваивая маневрирование с двигателем и без него. Никифорович с управлением справлялся без проблем и не сильно мне мешал, хотя обычно я не люблю, когда у меня что-то висит над головой. В какой-то момент я даже вытащил автомат и приложил приклад к плечу. Стрелять я, естественно, не собирался, но попробовать прицелиться мог себе позволить; при этом попросил Никифоровича делать наклон в нужную мне сторону, поскольку прицельно стрелял я всегда только с правого плеча. Выбрав цель – одиноко лежащий большой валун, уже уходящий под брюхо нашего дельталета, – я попросил Волоколамова вывести меня для стрельбы по этому камню. Он неплохо справился с виражами и поставил дельталет так, чтобы мне было сподручно стрелять. А потом, в завершение маневра, и вовсе сделал большой круг и пошел на снижение, чтобы я имел возможность опробовать вариант стрельбы вперед по той же самой мишени. Но я только прицеливался. Поднимать стрельбу даже на окраине города без предупреждения соответствующих органов было рискованно. В городе могли объявить тревогу, да кто-то и мог бы дать сдуру несколько очередей по дельталету. Хотя мы были защищены броней, все же в подобном обстреле приятного было бы мало.
Первый полет, как я и планировал, свелся к тому, чтобы отработать навыки управления: мне – вспомнить, потому что давно не летал, а капитану Волоколамову – попробовать.
Вернувшись на футбольное поле, я вытащил трубку мобильника. В какой-то момент полета, незадолго до выхода на посадку, мне показалось, что она вибрировала у меня в кармане, но в тот момент вибрировала вся тележка мотодельтаплана, потому что двигатель был включен, а я был за управлением. Но уже внизу, когда мотодельтаплан, пробежав диагональ футбольного поля, послушался тормозов и замер, посмотрев на монитор трубки, я увидел, что звонок в самом деле был, хотя номер мне не знаком. Заглушив мотор, но не покидая кресла, а только расстегнув пряжку ремней безопасности, я нажал клавишу вызова последнего входящего номера. Ответил голос, чем-то отдаленно похожий на голос майора Желобкова: