Тридцать три ненастья
Шрифт:
Оправдываться пришлось женщинам. Гостевание оборвалось. Взбешённый Макеев кинул сумку на плечо и уже по тёмному времени уехал в Волгоград. Я вернулась к Брюховым, расплакалась.
Витя рассудительно сказал:
– Не позволяй так с собой обращаться. Нам, мужикам, нельзя показывать слабину, мы скотами становимся. Чем ты хуже его? Не он кормит тебя, а ты! Не его квартира, а твоя! Живёт на всём готовеньком, а вокруг него пляшут: «Тебе яичко облупить? Чайку заварить?» Пусть он сначала тебя обеспечит, заботой окружит, а потом права качает.
Я понимала правоту Виктора, но именно это меня и мучило.
И всё-таки что же делать? Ведь и недруги не дремлют, подначивают: «Брыксина тебя прикормила. Хитрая – зараза!» Через день он позвонил мне на работу:
– Поедешь в Волгоград – захвати мою тетрадку с новыми стихами.
– А сам не хочешь приехать?
– Нет.
– Тогда, может быть, и спортивный костюм с бельишком прихватить? Или ещё что-нибудь осталось? Вспоминай!
– Не валяй дурака! Привези стихи.
А ночью в квартире раздался звонок, испугавший меня до жути.
– Кто там?
– Т'aнюшка, это я. Открой.
На пороге стоял хмельной Макеев с полупустой бутылкой портвейна в руке. Одна пола рубашки заправлена в штаны, другая болтается поверху. Был бы мужем – дала бы в ухо, был бы любовником – дала бы пинка, но передо мной стоял Вася. Вы понимаете, о чём я говорю?
Наутро из квартиры вышли оба. Я поехала на работу, он – в Волгоград. Сказал: дорабатывать книгу.
Со мной что-то произошло. Так бывает, когда пишешь стихотворение и вдруг спотыкаешься на ненайденной рифме. Час маешься, другой, а потом отодвигаешь страницу и завариваешь крепкий чай, начинаешь думать о чём-то другом, зная наперёд, что нужная рифма выскочит совсем нечаянно, внезапно и с ходу займёт своё место.
Я решила взять паузу, чтобы не свихнуться.
Созвонилась с крёстной и тётей Симой из Полтавы, упросила их приехать в гости. Они откликнулись и вскоре приехали с разницей в день. Тётя Сима привезла с собой сына Вадима, славного парнишку подросткового возраста.
Кухня сразу запахла вкусностями. Родимые мои тётки мудро во всё вникли, принялись закупать на рынке овощи и фрукты, делать заготовки.
Женщины моей семьи немногословны, суровы в оценках, но справедливы и… очень обидчивы. Глубоко вникать в личное считали неприличным.
Серафима неуверенно выдавила из себя:
– Таня, ты же знаешь свои проблемы. Редкий мужчина решится взять в жёны девушку много выше себя, не очень складную. Скажи ему спасибо и за то, что было. Ты, может, и любишь его, а он – нет. Это же понятно. Не плачь, дорогая. Лучше расстаться сейчас, чем выпутываться из общей несложившейся жизни.
Крёстная высказалась жестче:
– Он приедет, а ты захлопни перед ним дверь, скажи: «Пошёл вон!», и тебе сразу легко станет: не он тебя бросил, а ты его выгнала.
Эх, милые мои! Когда и тётки уехали, во дворе заплясали осенние дождики. Помните – «Дождик осенний, поплачь обо мне…»?
Играй, играй, рассказывай…
Надежда Николаевна Грудева, ответственный секретарь областного Общества книголюбов, являла собой пример редкого жизнелюбия и предприимчивости. При её руководстве жизнь книголюбская бурлила вовсю, находились деньги на приём московских писательских делегаций, оплату фуршетов и банкетов, выезды в районы области. Сувенирная продукция Волгограда грузилась ящиками. Областная власть деятельность ДОЛК всячески поощряла и поддерживала, нередко присоединяясь не только к официальным мероприятиям, но и к заключительной части.
Раздаётся звонок. Грудева сообщает без долгих объяснений:
– Татьяна, срочно приезжай, сегодня встречаем Юрия Бондарева.
– Юрия Васильевича? Это же классик! Еду.
Контора книголюбов располагалась тогда на Советской, 8. Первый, чайный стол, накрывали там – для знакомства и вхождения в рабочий ритм. Дальше – массовый сбор в Доме профсоюзов, Дворце пионеров, кинотеатре «Родина» или ещё где-нибудь, в зависимости от статуса московского гостя. Юрия Бондарева встречали, если мне не изменяет память, в Доме профсоюзов. Народу битком. Послушать автора «Горячего снега» люди шли охотно. К тому же Бондарев имел мандат депутата Верховного совета СССР от Волгоградской области. Приехал в рамках празднования 40-летия Сталинградской битвы. Было интересно. Творческая встреча завершилась казачьими плясками и песнями военных лет. «Играй, играй, тальяночка, рассказывай сама…» – неслось со сцены под переливчатый наигрыш баяна, и всем становилось хорошо, по-русски празднично. Затем вручались букеты, статуэтки Родины-матери чугунного литья и обязательные цветные фотоальбомы «Царицын. Сталинград. Волгоград».
До гостиницы «Октябрьская» знаменитого писателя провожали лишь самые избранные из руководящих книголюбок. Праздничный ужин заказали прямо в двухкомнатный люкс Бондарева. Мало того, что было очень вкусно, было ещё и весело, душевно, ни малейшего следа дневного официоза. Юрий Васильевич всех запоминал, называл по имени, откровенничал по-свойски.
Через год с небольшим лет я встретила его в столичном ЦДЛ и подошла, он узнал меня, приветливо улыбнулся:
– Здравствуй, Таня. Как там мой Сталинград?
Когда же ему вручали здесь Всероссийскую литературную премию «Сталинград», мы общались почти по-родному.
В другой раз приехал Иван Падерин. Тоже фронтовик и писатель не из мелких. Тема и схема приёма те же.
Но веселее всех гостевал Овидий Горчаков, которого называли почему-то прототипом «Майора Вихря». Грудева решила, что самый подходящий уровень для него – город Волжский. Организатором на правах хозяйки выпало быть мне. И было ещё два гостя: поэт Марк Соболь и не запомнившийся мне столичный публицист. К творческой бригаде присоединили волжского писателя Рафаила Михайловича Дорогова.