Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648

Веджвуд Сесили Вероника

Внутреннее перемирие с католиками в одночасье сорвалось. 9 июня иезуиты были изгнаны из страны, и еще до середины лета Турн напал на Круммау (Чески-Крумлов) и захватил его. По рекомендации своего миролюбивого советника кардинала Клезля император Матвей сначала предложил чехам амнистию и мирные переговоры. Мятежники демонстративно отвергли его инициативу, чем возмутили европейских католиков и доказали врагам, что религия всего лишь выступает прикрытием для национальных и политических мотивов. Постепенно восстание превращалось в значительную проблему для Европы; в Брюсселе и Мадриде чувствовали, что на карту поставлен престиж династии; деньги и войска были срочно отправлены эрцгерцогу Фердинанду, чтобы помочь ему защитить свой трон, а папский нунций в Париже получил указание из Ватикана убедить короля Франции в том,

что чешским католикам угрожает опасность.

Эрцгерцог Фердинанд, избранный королем мятежной страны, который мог потерять больше, чем кто-либо другой, не придумал ничего лучшего, как призвать к немедленному началу Крестового похода, пока пыл католического мира еще не остыл. Сделать это ему мешали только угасающий император Матвей и упорное стремление кардинала Клезля к компромиссу. 20 июля 1618 года Фердинанд схватил Клезля и заключил его в крепость в Тироле. Напрасно император возмущался и протестовал; Фердинанд вежливо извинился, но не выпустил кардинала; Матвею пришлось склониться перед горячечным упрямством кузена и доверить политическое руководство тому, кто уже взял его в свои руки.

Меньше чем через месяц после ареста Клезля первая имперская армия пересекла чешскую границу. Войско и полководец взялись из Фландрии, деньги – из Испании; в ответ повстанцам неизбежно пришлось бы обратиться к врагам Испании и Фландрии. Турн, присовокупив свои хваленые дипломатические таланты к искусству военачальника, фактически так и сделал. Однако его призыв к Франции был холодно отклонен королем, который еще не осознал династических последствий восстания и был слишком верным сыном церкви, чтобы поддержать мятежников-протестантов.

С другой стороны, курфюрст Пфальцский Фридрих или скорее его канцлер Христиан Ангальтский (Анхальтский) сразу же поспешили на помощь Турну. Еще до конца июня Фридрих прислал агента в Прагу и встретил возмущенный протест императора холодным разъяснением того, что он всего лишь хотел уговорить мятежников пойти на компромисс. Его посол выбрал для этого странный способ: посоветовал чехам увеличить и укрепить армию и поручить ее командование самому Анхальтскому.

Слова у них не разошлись с делами, и в это же самое время из Гейдельберга (Хайдельберга) в Турин, столицу герцога Савойского, отправились гонцы, чтобы договориться с ним об использовании большой армии наемников, которая в тот момент находилась у него на службе. Герцог, давний враг дома Габсбургов, охотно ухватился за возможность им насолить и немедля подписал договор, по условиям которого соглашался разделить с курфюрстом Пфальцским расходы на транспортировку и содержание армии для чехов. Совместное предложение двух князей достигло Праги как раз кстати. Одна имперская армия уже пересекла границу, а вторая готовилась последовать за ней. Поспешно набранные войска Турна не имели достаточного опыта, чтобы противостоять фламандским профессионалам, даже если бы их хватало. Когда герцог Савойский и курфюрст Пфальцский предложили чехам хорошо обученную армию, находившуюся всего в нескольких днях пути, под командованием известного во всей Европе генерала Эрнста фон Мансфельда, всякие сомнения отпали.

28 августа 1618 года вторая имперская армия выступила из Вены, а через два дня чехи приняли предложение о помощи. 9 сентября две вторгшиеся армии соединились и непременно пошли бы на Прагу, если бы не слухи о подходе Мансфельда. Под напором Турна, донимавшего их мелкими стычками, интервенты отступили к Будвайсу (Ческе-Будеёвице), в то время как Мансфельд пересек границу с 20 тысячами солдат и осадил Пильзен (Пльзень), самый богатый и самый важный оплот католиков-лоялистов. По всей Чехии протестантов вновь охватило воодушевление. 21 ноября, после отчаянного пятнадцатичасового сражения, Пльзень пал, и с наступлением зимы Турн и Шлик во главе национальной армии заперли фламандские войска в Будвайсе (Ческе-Буде-ёвице) и разорили земли на австрийской границе.

Чехия была спасена, и пока еще никто не подсчитывал, во сколько это обошлось. Однако, освободившись от австрийского господства, она лишь попала в зависимость к курфюрсту Пфальцскому и герцогу Савойскому; не желая отдать свою страну в кабалу Габсбургам, мятежники отдали ее на откуп врагам Габсбургов, и национальная проблема Чехии постепенно втягивалась в центр европейского водоворота.

Пока на

австрийских границах полыхало пламя, курфюрст Пфальцский созвал в Ротенбурге Евангелическую унию. Если Фридрих или Христиан Анхальтский рассчитывали на поздравления за то, что сделали, их ждало глубокое разочарование, поскольку князья и иные правители, входившие в унию, считали осмотрительность лучшей доблестью и с негодованием осудили все совершенное двумя князьями. Они не хотели ни платить Мансфельду, ни договариваться с мятежниками; они категорически отказались собрать единую армию, как предлагал Фридрих, и выразили свою беспристрастность в меморандуме, который призывал императора и его подданных к компромиссу.

Пожалуй, никто не был так удивлен поведением унии, как ее молодой президент. Некоторые данные свидетельствуют о том, что среди всех собравшихся в Ротенбурге князей курфюрст Фридрих хуже всех разбирался в своей же собственной политике. Христиан Анхальтский добивался только одного: он хотел создать в Чехии партию, которая избрала бы Фридриха королем. Он надеялся устроить это еще до избрания Фердинанда, но, потерпев неудачу, воспользовался новой возможностью, которую ему предоставило восстание. Князьям унии не нужно было обладать особой политической проницательностью, чтобы разгадать планы Анхальтского. Отвергнув его политику в принципе, они еще больше возмутились тем, что он попытался пустить им пыль в глаза красивыми речами о защите протестантизма.

Среди собравшихся в Ротенбурге Фридрих был одним из тех немногих, кто еще верил заявлениям Христиана Анхальтского. С самого начала он хотел мира в Чехии. Письма об этом, которые он писал императору, английскому королю и герцогу Баварскому, какими бы лицемерными они ни казались, на самом деле были плодом совершенно искренних чувств. Фридриху исполнился 21 год, формально он достиг совершеннолетия, однако он не имел ни воли, ни желания заменить Христиана Анхальтского, которому доверял во всем. Тем не менее он серьезно относился к своим обязанностям, и когда характер чешского восстания стал для Фридриха совершенно ясен, он не без робости выработал собственную линию действий. Он предложил унии собрать армию и убедить курфюрста Саксонского вместе с ними выразить протест императору Матвею. Таким образом он надеялся продемонстрировать единство германских протестантов и их готовность в случае крайней необходимости применить силу. Как только это станет очевидным для императора, полагал Фридрих, отпадет необходимость браться за оружие. Протестантизм в Чехии получит гарантии, и это послужит весомым предостережением для всех, кто в будущем попытается угнетать протестантов в самой Германии.

План Фридриха родился из молодости и оптимизма, и Христиан Анхальтский, возможно, убедил бы курфюрста в его полной неосуществимости, учитывая бешеную ненависть Саксонии к кальвинистам. Но одно дело – внушить Фридриху, что его мирный план невыполним, и совсем другое – уговорить, что единственной альтернативой является завладение богемской короной при помощи интриг. Христиан Анхальтский решил, что проще использовать тривиальный замысел Фридриха как прикрытие для собственных происков. Пользуясь доверием сюзерена, он мог давать послам указания, которые никогда не дошли бы до ушей Фридриха, и держать благонамеренного, но нелюбопытного курфюрста в полном неведении о том, что творится от его имени.

После собрания унии в Ротенбурге скрываться стало уже не так легко. Даже Фридрих, должно быть, почувствовал, что подозрения других князей не совсем уж беспочвенны, и примерно в ноябре 1618 года Христиан Анхальтский посчитал целесообразным посвятить в свои замыслы того, кому предстояло стать их главным исполнителем. Сильный человек мог бы еще исправить ситуацию, какой бы рискованной она ни была, но Фридрих был не таков и все еще доверял Христиану Анхальтскому, хотя уже не так, как прежде. Чехи тем временем отреагировали на упорные намеки послов из Пфальца, и Турн в частном порядке осведомился, ручаются ли они, что их господин примет корону, если ему предложат ее. Тогда же Христиан Анхальтский обратился к принцу Оранскому за поддержкой своего плана и купил благосклонность герцога Савойского, пообещав тому содействовать его выдвижению в императоры. Все это время Фридрих, как бессильное украшение на носу корабля, ничего не понимая, меланхолично плыл по течению к пропасти, куда беспечно правил его канцлер.