Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648

Веджвуд Сесили Вероника

Нюрнбергская встреча обнажила слабость Фридриха и разобщенность протестантских князей. А четыре месяца спустя, в марте 1620 года, встреча, созванная Фердинандом в Мюльхаузене (Мюлузе), продемонстрировала силу и единство противной стороны. Принимая чешскую корону, Фридрих заявил, что отнимает ее не у императора, а у австрийского эрцгерцога. Его аргумент основывался на том, что Чехия находится за пределами империи: Фридрих не нарушал мира в империи, а всего лишь позволил себе вступить во внешнюю войну, поэтому Фердинанд не мог применить свою императорскую власть против Фридриха.

Встреча в Мюльхаузене (Мюлузе) не оставила камня на камне от этого шаткого обоснования. Здесь собрались представители Максимилиана Баварского и Католической лиги, а также курфюрста Иоганна-Георга. Здесь Фердинанд заручился единой поддержкой лютеран и католиков, пообещав не вмешиваться в религиозные

дела светских епархий округа Верхней Саксонии. Взамен они объявили Чехию неотъемлемой частью империи. Таким образом, выходило, что Фридрих нарушил мир в империи и должен был понести суровое наказание по закону. 30 апреля вышел императорский указ, по которому Фридриху предписывалось покинуть Чехию до 1 июня; неисполнение ультиматума приравнивалось к объявлению войны. С 1 июня 1620 года каждый верный немец обязан был поднять на него свою руку как на преступного нарушителя мира в государстве; с этого времени Фердинанд имел право применить против узурпатора любую силу, которую имел в своем распоряжении как император, эрцгерцог Австрии и законный король Чехии.

2

Положение Фридриха в Германии было непрочным; в Европе оно было еще слабее. Король Англии отметил вступление своего зятя на трон тем, что официально заявил всем сюзеренам Европы, что не только не поощрял, но и даже не знал о его планах. Энтузиазм лондонцев, – пытавшихся устроить праздничную иллюминацию в честь нового короля, – и ярых протестантов по всей стране, которые сразу же стали собирать деньги на его поддержку, нисколько не поколебали упрямой позиции Якова I. «Его величество намерен вместе с королем Франции приложить все силы ради блага христианского мира, дабы уладить ссоры, которые ныне имеют место в Германии», – пояснял его посол, к неудовольствию советников Фридриха. Отступничество столь близкого союзника заставило присмиреть прочих друзей короля Чехии: видимо, дела его совсем плохи, шептались они, если уж даже ближайший родственник не желает его поддержать.

Король Дании уговаривал курфюрста Саксонского помочь Фридриху, но сам слишком глубоко увяз в торговом споре с Гамбургом, чтобы лично вмешиваться в дело, тратя собственное время, деньги или людей. Король Швеции, активно поощряемый Фридрихом, нагрянул в Бранденбург и увез старшую принцессу себе в жены, однако их брак не стал прелюдией к вооруженной интервенции в Германию на стороне протестантов. Занятый своими войнами с королем Польши Сигизмундом III, Густав II Адольф больше волновался о том, как получить помощь Фридриха, чем ее оказать.

Венецианцы неохотно согласились, сколько смогут, не пропускать войска из Испании в Германию, но в остальном слишком опасались интриг в Италии и слишком мало интересовались восстанием, которое больше не обещало им хороших выгод. Герцог Савойский, справедливо возмущенный тем, что Христиан Анхальтский, вопреки обещаниям, не обеспечил ему ни императорской, ни чешской короны, отказался субсидировать армию Мансфельда и разрешил пройти через свои владения контингенту испанских войск, направлявшихся в Германию. Беспорядки в Трансильвании заставили Габора Бетлена снять осаду Вены. Разобравшись с возникшими трудностями, он дорого продал свое союзничество Фридриху, постоянно требуя все новых титулов, субсидий и наград за верность, хотя бы даже только показных. Знали бы чешские власти, что все это время он вел переговоры с Фердинандом, тогда они поняли бы, что его союз обходится им дороже вражды. А хуже всего было то, что неожиданное восстание в Граубюндене открыло долину Вальтеллину для Испании.

Оставался еще один самый важный союзник Христиана Анхальтского – Соединенные провинции. Это, по крайней мере, были такие друзья, которые не могли позволить себе предать Фридриха; если он потерпит поражение и его земли на Рейне окажутся под угрозой, они пострадают первыми. Поэтому разумно было предположить, что они станут защищать Пфальц для него. Именно на это и рассчитывал Христиан Анхальтский – и снова просчитался. Стремясь подорвать могущество Габсбургов, голландцы поддержали восстание с самого начала, но не учли вероятность того, что Фридрих покинет свой пост на Рейне, и тем более не предвидели отступничества унии. Теперь же оказалось, что они в одиночку вынуждены будут защищать Рейн, если испанцы надумают вторгнуться в Пфальц. И взять на себя такую ответственность голландцы были не готовы. Финальное столкновение между двумя религиозными партиями, разделившими страну, совпало с конфликтом между центральной аристократической властью принца Морица Оранского и требованиями голландских Генеральных штатов. Внутренняя революция сделала принца Морица военным диктатором.

Но диктатура еще не успела упрочиться, и Морицу требовалось все время, оставшееся до истечения срока перемирия с Испанией, чтобы укрепить свою власть. Он не мог пойти на риск развязать войну из-за какого-либо необдуманного шага на Рейне. Возможно, он решился бы действовать, имей он поддержку английского короля и Евангелической унии; но в одиночку он действовать не посмел, даже ради спасения Рейнской области. Как бы то ни было, Соединенные провинции проголосовали за то, чтобы выделить Фридриху ежемесячную субсидию в 50 тысяч флоринов, и направили небольшой контингент для усиления чешской армии. Вряд ли такой помощи ждал от них Христиан Анхальтский. Что касается Рейна, то Мориц Оранский разместил некоторое количество войск на правом берегу, против земель кёльнского епископа. Даже при самой богатой фантазии это невозможно было истолковать как акт враждебности по отношению к Испании; Морицу удалось сохранить то, что оставалось от перемирия. Но мог ли этот крошечный шаг спасти Пфальц?

3

В Европе еще оставалось два правителя, действие или бездействие которых могло бы определить дальнейший ход событий: короли Франции и Испании. Христиан Анхальтский считал вмешательство Филиппа III на стороне Фердинанда решенным делом; при этом он полагал, что вмешательство Людовика XIII на стороне Фридриха столь же неизбежно. И снова он не учел личного фактора.

Фридрих рассчитывал, что его дядя, герцог Бульонский (Буйонский), поможет ему заручиться поддержкой французского правительства. Но герцог, протестант, бунтарь против королевской власти, заядлый и беспринципный интриган, плохо годился для того, чтобы завоевывать доверие молодого короля Людовика XIII, набожного католика, ревностно охраняющего престиж монархии и воспитанного в атмосфере подозрительности. Его главный фаворит, красивый и пустой герцог де Люин, держался при власти только благодаря тому, что льстил своему господину.

Герцог Бульонский слишком много болтал. Когда ранней весной 1619 года, еще до свержения Фердинанда, король Франции учредил новый рыцарский орден, он не утерпел и ляпнул, что Людовик XIII делает рыцарей во Франции, а он, Бульонский, делает королей в Германии. Это признание в интригах, лучше скрытых от посторонних глаз, подразумевает, что Бульонский стоял за событиями в Чехии. Это было не так, но пока герцог не мог держать язык за зубами, он едва ли мог убедить Людовика XIII оказать помощь Фридриху. Молодого монарха отвратила бы сама мысль о том, что французский дворянин манипулирует королем, словно марионеткой.

Королевские министры, находясь в неуверенном положении между интригующим двором и недовольным народом, чувствовали, что для безопасности правительства нужно пресечь требования его подданных-протестантов. Сам Людовик XIII был истым католиком; узнав о выборах в Чехии, он сразу же заявил, что в интересах церкви не потерпит этого нового короля, и, когда Фридрих направил своих послов в Париж, он допустил их к себе только на правах посланцев курфюрста.

Кроме того, жена Фридриха стояла в одном шаге от того, чтобы стать наследницей английского трона. В случае возможной смерти неженатого и слабого здоровьем принца Уэльского новый король Чехии через несколько лет вполне мог бы стать и королем Англии. Подобное расширение его власти совсем уж не устраивало соседнего монарха Франции.

С другой стороны, если император или король Испании используют восстание Фридриха как повод для захвата Рейнского Пфальца, то последствия для Франции будут почти такими же неблагоприятными, как и для Соединенных провинций. Компромиссный вариант представлялся самым разумным, и с этой целью в начале лета 1620 года из Парижа в Германию отправилось посольство.

В Ульме французские послы нашли князей Евангелической унии, угрюмых и нерешительных, стоявших со своей небольшой армией, не зная, что делать; на другом берегу реки Максимилиан Баварский собрал более крупные и лучше подготовленные силы Католической лиги, готовые идти на Чехию в исполнение его обещания Фердинанду. Положение сложилось очень зыбкое; никто из князей не желал участвовать в войне Фридриха, но все боялись, что Максимилиан нападет на них или, может быть, попытается пройти через их земли. Французы сразу же выдвинули предложение: если уния даст гарантии, что не станет нападать на земли католических князей, не сможет ли и лига аналогично гарантировать уважение к нейтралитету протестантских государств? Максимилиан Баварский горячо поддержал этот план, и князья унии охотно согласились на него, так как думали только о своей безопасности и о том, как бы освободиться от ответственности. 3 июля был подписан Ульмский договор.