Тридцатилетняя война
Шрифт:
За шесть лет беспрерывно перемещавшиеся многотысячные войска опустошили Центральную Германию, понасажали всюду чуму и голод, сорвали людей с насиженных мест, превратив их в беженцев и бродяг. Деревни обезлюдели, во многих городах едва уцелела десятая часть прежнего населения. Когда ситуация относительно нормализовалась, жители возвращались, но прежде богатые бюргеры находили там, где стояли их дома, одни пепелища. Бернхард Саксен-Веймарский и Верт взяли за правило сжигать все на своем пути во вражеских землях. Одни руины остались от Фюрта, Айхштетта, Кройссена, Байрёйта, Кальва, стерты с лица земли бесчисленные деревни, в подвалах уцелевших домов развелись полчища крыс [1189] . Мелкопоместное дворянство, позабывшее о своем долге, сбежало в города или предалось грабежам и устраивало набеги на одиноких путников, как в давние времена. В Моравии и чиновники, и местные землевладельцы смешались со странствующими мародерами, делясь с ними своей добычей [1190] .
1189
Annates, XII, pp. 1955—1957; Czerny, Tourist, pp. 54—54; Lammert, p. 133.
1190
Riezler, Geschichte, V, p. 538: d'Elvert, 1, p. 451.
Беженцы,
1191
Bothe, Geschichte der Stadt Frankfurt. Frankfort, 1929, p. 450; Lammert, p. 185; Walther, pp. 31—32; Reuss, Alsace, p. 113; Duhr, II, i, p. 131; Wille, p. 167.
Урожай в 1634 году обещал быть неплохим, но его вытоптали беженцы и интервенты. Такая же участь постигла и урожай в 1635 году, и наступившая зима была самой голодной за многие годы для всех районов от Вюртемберга до Лотарингии. В Кальве пастор видел, как женщина грызла мертвую лошадь вместе с собаками и воронами. В Эльзасе помешавшиеся от голода люди срывали с виселиц трупы и пожирали их. По всему Рейнланду стражники охраняли кладбища от мародеров, разрывавших свежие могилы и продававших человеческое мясо. В Цвайбрюккене одна женщина призналась в том, что съела собственного ребенка. В Эльзасе употребляли в пищу желуди, шкуры коз, траву, на рынках в Борисе продавалось мясо кошек, собак и крыс. В Фульде, Кобурге, в предместьях Франкфурта жители боялись, что их могут поймать, убить и съесть сумасшедшие, лишившиеся разума из-за голода. Под Вормсом в цыганских котлах находили сваренные человеческие руки и ноги. Неподалеку от Вертхайма в карьере были обнаружены человеческие кости, свежие, без тканей, обглоданные и обсосанные [1192] .
1192
Kayser, Heidelberg, p. 412; Pufendorf, VIII, p. 44; Reuss, Alsace, p. 129; Annates, XII, pp. 2357, 2359; Lammert, p. 228.
Английский посол и его свита немало уди вились тому, что им довелось увидеть на пути в Регенсбург на собрание курфюрстов. Жители деревень, по которым они проезжали, не встречали их, как прежде, а бежали, принимая за интервентов. На дорогах орудовали разбойники, несколько человек из его свиты подверглись нападению — их захватили и убили недалеко от большой дороги, в четырех милях от Нюрнберга. Путешествие для мирных англичан превратилось в настоящий кошмар, и человек, оставивший о нем свои воспоминания, описывал его как страшный сон, а не реальность. «От Кёльна и дальше все города, деревни и замки были разрушены, разграблены и сожжены». В Нойкирхене «догорал дом», и в деревне они «не встретили ни единой души». На улице они натолкнулись на два мертвых тела, «одно из них было явно только что извлечено из могилы». В Айльфкирхене англичане «перекусили тем, что у нас оставалось, так как вокруг ничего нельзя было найти». В Нойштадте, «прекрасном городе когда-то, теперь разграбленном и сожженном», они увидели лишь «изможденных детей, сидевших на ступенях и уже почти полумертвых». В Бахарахе им попадались на дороге «мертвые тела, у которых изо рта торчала трава». В Рюдесхайме «его превосходительство подал что-то несчастным, и они чуть не убили друг друга, дерясь за подаяние». В Майнце «они просто лежали на навозных кучах, не в силах даже подползти за милостыней его превосходительства». Здесь город тоже был «неимоверно сокрушен», и путникам пришлось ужинать и ночевать в лодке на реке, откуда они бросали остатки еды нищим на набережной, которые так дрались, что один из них свалился в Рейн и, похоже, утонул [1193] .
1193
Crowne.pp. 3-4,8-12,46, 60-61.
Самое тяжелое положение сложилось на Рейне, но плохо было везде и всем. В Мюнхене проходившие через город испанские войска оставили после себя чуму, которая за четыре месяца унесла жизни десяти тысяч человек [1194] . Банер жаловался, что в амбарах Ангальта и Галле для его людей не осталось ни одного зернышка [1195] .
Даже в Штирии, на родной земле Фердинанда, крестьяне подняли восстание, в результате которого тридцать шесть человек отправились на галеры, а пятеро — на эшафот [1196] . В такие времена трудно разобрать, где безумие, а где идеализм. Обездоленный австрийский фермер-протестант Мартин Лаймбауэр набрал банду сообщников и начал выступать с антиправительственными проповедями и пророчествами. Его арестовали и отпустили, посчитав душевнобольным. Он еще пару раз тревожил власти. На третий раз его предали соратники. Место, где он скрывался, окружили, пророка извлекли из-под широких юбок двух старух и вместе с молодой женой поместили в темницу в Линце. Здесь он сначала объявил себя заместителем Господа на земле, потом под страхом смертной казни сломался, раскаялся и стал католиком. Его жена, приговоренная к пожизненному заключению, сбежала с помощником палача, который должен был на следующий день казнить ее мужа [1197] . Эта трагикомичная история была типична для той эпохи.
1194
Lammert, p. 168.
1195
Brefvexling, II, vi, p. 298.
1196
A. Mell, Der Windische Bauernaufsland. Mitteilungen des Historischen Vereins f"ur Steiermark, XLIV, pp. 212—257.
1197
Annates, XII, pp. 1955-1958; Czerny, Tourist, pp. 53—54.
4
Смерть Фердинанда совпала с восстановлением шведами своей боеготовности.
А началось все еще осенью. Имперцы двинулись к Бран-денбургу на соединение с саксонцами, чтобы ударить по Банеру, но маршал при содействии очень способного соотечественника Торстенссона и двух шотландцев, Лесли и Кинга, переиграл наступавшего противника. Ловким маневром он отрезал их объединенные силы у Виттштока на реке Доссе, притоке Хавеля. Здесь 4 октября 1636 года имперцы заняли позиции на холме, защищенном от войск Банера длинной и узкой лесополосой, окопались, поставили батареи и из повозок соорудили баррикады. План Банера заключался в том, чтобы выманить противника из его укреплений, окружить и разбить на ровной местности. Соответственно, он и Торстенссон, взяв с собой лишь половину кавалерии, должны были выйти из леса на нижние склоны холма, словно приглашая противника к бою. А пехоте Лесли и Кингу с остальной кавалерией предстояло неожиданно ударить по имперцам с фланга и тыла.
Хитроумный замысел Банера чуть не сорвался. Его выход из леса действительно привлек внимание имперцев, и их атака была убийственной, шведы уступали им в численности, и значительно, а Лесли и Кинг опаздывали. Когда наконец появилась пехота Лесли и начала крушить фланг имперцев, она дала Банеру и Торстенссону лишь возможность передохнуть, но не выбила имперские батареи с вершины холма. Конница Кинга, которой пришлось сделать немалый крюк, появилась на поле брани, когда и Лесли и Банер думали, что уже все потеряно. Кинг прибыл вовремя, и после его вступления в сражение оно закончилось в считанные минуты. Атакованный с трех сторон, противник предпочел капитуляции бегство. Имперцы оставили на вершине холма девятнадцать штандартов, сто тридцать три пушки, все повозки и большое количество оружия. Их спас от пленения только подрыв обозов [1198] .
1198
Chemnitz, III, pp. 39-40; Brefvexling, II, vi, pp. 856-863. План сражения можно найти у Тингстена: Tingsten, Baneroch Torstensson.
В тактическом отношении план Банера был рискованный и дорогостоящий, но реализовался он успешно. Это сражение несопоставимо по значимости с эпохальными битвами при Нёрдлингене, Лютцене и Брейтенфельде, но победа в нем позволила шведам восстановить свою пошатнувшуюся репутацию. Не менее важно и то, что она нанесла тяжелый урон военному потенциалу саксонцев и лишила обороноспособности Георга Вильгельма Бранденбургского. Шведы заново оккупировали его земли, к маю 1637 года подошли к Торгау и даже угрожали Иоганну Георгу. Чуть не пал Лейпциг, на западе авангард шведских войск добрался почти до Тюрингии и занял Эрфурт.
Возрождению шведской армии отчасти способствовали перемены в Стокгольме. Отдав германские дела на откуп Ришелье не по своей воле, а в силу необходимости, Оксеншерна вернулся на родину, чтобы навести порядок в правительстве. В столице перед ним сразу встали две серьезные проблемы. Королева-мать и ее клика готовились выдать ее дочь за датского принца [1199] . Сама она замкнулась в комнате, где все окна были затянуты черными занавесями, и собиралась держать там и Кристину в окружении лишь шутов и карликов, чем юная королева была крайне растревожена. Аксель Оксеншерна спас Кристину и от замужества, и от заточения. Он заслужил за это непреходящее неудовольствие королевы-матери и глубочайшую признательность юной королевы, о которой та, став взрослой женщиной, всегда вспоминала, если вдруг гневалась на канцлера [1200] .
1199
Schulze, Die Vermahlung Friedrich Wilhelms von Brandenburg, p. 14.
1200
См. биографию Кристины: Arckenholtz, II, pp. 46, 63, 66.
Возвращение Оксеншерны в Стокгольм означало, что теперь шведские маршалы могли не беспокоиться ни о финансовых, ни о людских ресурсах для своих армий. Они могли рассчитывать на любую государственную поддержку и выделение средств для надежной защиты северогерманских и балтийских рубежей от нападения со стороны Дании.
Не в пользу Габсбургов развивались события и в Нижних странах. После длительной осады, о которой вся Европа говорила почти целый год, крепость Бреда сдалась Фридриху Генриху 10 октября 1637 года. Она находилась в руках испанцев двенадцать лет, и ее потеря, обнажавшая границу Брабанта, была первой серьезной неудачей для кардинала-инфанта. Неспособность ее отстоять дискредитировала Фердинанда Испанского не меньше, чем принца Оранского двенадцать лет назад.