Тридевять небес
Шрифт:
– Хотя бы и так.
Помощник подумал пару секунд.
– Что скажу… Малый недавно из деревни. Скорее всего, кто-то из родни или земляков уже здесь, тянут своих. Уже пообтесался, пообтерся. Быстро впитывает в себя… как это лучше назвать?.. столичный воздух, что ли, все и дурное и хорошее, что тут есть. Вообще, что-то в нем есть такое…
– Какое? – студент воззрился с острым любопытством.
Помощник чуть смежил веки, сжал губы в длинную бескровную линию.
– Какое?.. Да с запасом, что ли. Больше, чем видно. Чего
– Вот! – вскричал студент так, что сам осекся и упал в другую крайность: – Вот! – повторил он жарким шепотом. – Великолепно! В самую точку попали. Это самое главное!..
Карандаш черкнул по бумаге – вышла на диво ровная, четкая окружность.
– Смотрите. Вот, положим, то, что мы привыкли понимать как наше «я». То есть, то, как живем нашей жизнью, день за днем…
– Обыденная личность.
– Соглашусь. Теперь смотрите! Эта обыденная личность есть лишь незначительная часть нас, нашего «я» как такового. Любого! Понимаете? Любого человека…
И пошел, и пошел. Вдохновился, разгорелся, подкрепляя себя из чашки, зазвучали слова «бессознательное», «комплекс», «личностный эскиз»… Путеец ничуть не мешал собеседнику разливаться соловьем, и к чашке тоже исправно прикладывался, но незаметно стал править разговором. Его краткие реплики были всегда в цель, всегда к тому, что заставляло студента чуть ли не вспыхивать – и наконец, он пришел в восторг от природного таланта этого рабочего парня. Самородок, черт возьми!
– …позвольте? – если я скажу, что восхищен, вы, вероятно, не поверите?
– Ну, почему же…
– Верно! Верьте. Я вижу в вас серьезнейшие задатки – и не смейтесь, пожалуйста, и не думайте, что я устраиваю тут какое-то хождение в народ. Это вздор; вряд ли и найдется человек, менее меня сему сочувствующий. Я вижу в этом особый род фарисейства, только и всего. Этакое, знаете ли, показное умиление перед тем, кого в глубине души полагаешь себе неровней… Нет-нет, я совершенно серьезно…
– Не сомневаюсь.
– Да.
Сказав так, студент как будто вознамерился много еще чего продолжить, но вместо этого странно умолк, уставясь в грудь соседа – тот даже бросил взгляд вниз, стряхнул что-то с куртки, хотя понял, конечно, что не в том дело:
– Что?
– Простите?..
– О чем призадумались?
– Ах да, – совсем невпопад повторил медик, зато очнулся, заговорил шутливо, и даже не просто шутливо, а с какой-то особой интонацией: – Послушайте, сэр, а не засиделись ли мы с вами в этом благородном собрании? Ведь я, пожалуй, могу стать вам полезным немедля…
И предложил пройти к нему на квартиру – «здесь недалеко». Номер в меблированных комнатах. Там-то у без пяти минут доктора есть нечто такое, чем он охотно поделится с любителем психологии. Нечто исключительно интересное!
– Книги? – любитель чуть приподнял брови.
– Не только. Не только… Но пока – ни слова более! Идем?
– Идем.
– Отлично! Ах да, простите, я ведь
Но помощник заверил, что временем не стеснен. Послезавтра вечером их локомотивная бригада ведет воинский эшелон в прифронтовую полосу, а до той поры полностью свободен.
– И прекрасно! – воскликнул медик с подъемом. – Человек, счет!
Они допили, расплатились со щедрыми чаевыми, нахлобучили фуражки – студент свою щегольскую, помощник замасленную как блин, с технической эмблемой – и уже было пошли, как случилось досадное происшествие.
За двумя соседними столиками громко веселилась компания молодежи, разодетой с пошлым франтовством, неумеренно пьющая и разнузданная. Там и прежде вспыхивали ссоры, но половые успевали вовремя угомонить задир. А тут вдруг не успели – пьяные сцепились с воплями, проклятьями, со столов с грохотом, звоном полетела посуда.
– Ишь, подлецы! – с гневом вскричал студент, – и немца на них нет! Осторожней, коллега!
Один из гуляк, дюжий детина в шевиотовом пиджаке, попер вдруг на железнодорожника. Черт знает, что замкнуло в его дурманном мозгу: скорее всего, принял за невесть кого, схватил что под руку подвернулось – столовый нож – и ткнул вперед в глупом подобии фехтовального выпада.
Путеец и глазом не моргнул зря. Ловкий финт корпусом, перехват – и верзила с тупо изумленной рожей скрючился в адски неудобной позе, ибо правая рука его, вывернутая жесткой хваткой, оказалась задрана вверх – спасаясь от разрыва связок, болвану приходилось гнуться в три погибели.
– В-ва-а!.. – проревел он, не в силах иначе выразить смесь удивления и гневной злобы, вслед за чем ощутил резкий болевой прострел в скрученном запястье. Пальцы разжались, нож упал, звонко заскакал на каменном полу. Руку же вдруг прожгло от кисти до плеча.
От этого дурак стал даже трезветь. «Твою мать… что за дьявол, кто он?!» – мелькнула не самая глупая мысль, пока тело корчилось от боли. Мысль мелькнула и тут же погасла – удар под зад коленом, теменем в стену, и дух вон. Минуты на две.
Армянин за стойкой заколыхался, завопил что-то, к дерущимся побежали половые, а помощник машиниста, брезгливо отряхнув руки, крикнул:
– Пошли! Скорей!
Оба стремглав вынеслись из кухонно-табачного чада в студеную сырую полутьму.
Тут студент дал волю чувствам:
– …послушайте! Черт меня побери, если я упущу вас, а вернее, мы с Леонидом упустим! Я уж с ним потолкую… Но вы-то, ах, друг мой, вы-то… просто иллюстрация к Ницше, черт вас знает!
– Вы мне льстите.
Студент от души расхохотался:
– Ну, если и так, то совершенно независимо от своих дальних планов!.. Нет, но как ловко вы этого идиота – раз! раз! И лежит, голубчик. Великолепно… Послушайте, так вы приемами владеете? Откуда это, скажите на милость?!
Помощник, смущенно посмеиваясь, спросил: