Триггеры
Шрифт:
— Здравствуйте, мистер президент.
Президент протянул — вспышка! — руку — вспышка! — и Кадим подошёл — вспышка! — и пожал её — вспышка! Пожатие Джеррисона было очень слабым, и даже такое ему явно стоило больших усилий.
— Пожалуйста, — сказал президент, делая жест в сторону обтянутого винилом стула, — присаживайтесь.
Кадим сел; в результате его голова оказалась с головой президента
— Спасибо. сэр.
— Мисс Доусон сказала, что вы служите в армии?
— Да, сэр.
— Ваше звание? — Но потом он улыбнулся. — Рядовой первого класса, верно? Личный номер 080-79-3196, так?
— Совершенно верно, сэр.
— Это так странно — помнить то, что было с вами, молодой человек.
— Для меня странно знать, что вы всё это помните.
— Не сомневаюсь. Знаете, я специально туда не суюсь. Это не так, будто я думаю «Гы, а что было у Кадима и Кристы на первом свидании?» или… — Он нахмурился. — О. Ну, я на вашей стороне. Я считаю, что «Солдаты неудачи» — отличный фильм, пусть ей он и не понравился.
Кадим почувствовал, как медленно качает головой; это было удивительно.
— В общем, прошу прощения, — сказал президент. — Я хотел сказать, что специально я не делаю того, что только сделал. Вы имеете право на неприкосновенность вашей личной жизни.
— Спасибо, сэр.
— Так вы служили за границей?
— Да, сэр. Операция «Иракская свобода».
Президент, надо отдать ему должное, не отвёл взгляд.
— Но теперь вы дома, — сказал Джеррисон тоном, который, как был уверен Кадим, предполагал, что он должен быть за это благодарен.
Кадим сделал глубокий вдох и сказал:
— Не совсем, сэр. Мой дом в Лос-Анджелесе. Здесь я лечусь.
Джеррисон удивлённо нахмурился.
— Простите. Я не знал, что вы были ранены.
Вероятно, он уже вспоминал то, о чём Кадим собирался ему рассказать, но потом снова забыл, засыпанный грудой других вещей, нуждавшихся в обдумывании. Кадим незаметно вздохнул. Вот если бы всё можно было так легко забыть.
— У меня ПТСР.
Президент кивнул.
— Ах, да.
— Профессор Сингх пытается мне помочь. Вернее, пытался, пока его не прервали; там ещё много работы.
— Уверен, что вы в хороших руках, — сказал Джеррисон. — Мы всегда пытаемся помочь ребятам в форме.
Комментарий казался искренним, и хотя Кадим и правда не голосовал за Джеррисона — он ни за кого не голосовал — он снова задумался о том, стоит ли осуществлять задуманное. Никто не должен проходить через такое.
Но ему придётся. Кадим проходил через это тысячу раз. И то, чего не достигли петиции солдатских матерей, ряды накрытых флагами гробов и безрадостные выпуски новостей из Багдада, возможно, лишь возможно, он достигнет этим.
— Спасибо, сэр, — сказал Кадим. Президент был прицеплен к монитору жизненных показателей, к такому же, к какому раньше подключали Кадима; монитор показывал семьдесят два удара в минуту. Кадим подумал, что его собственный пульс гораздо выше. Сам президент Соединённых Штатов! Калиль и Ламарр никогда в это не поверят. Но Калиль и Ламарр тогда остались в Южном Централе; они, вероятно, по-настоящему не верили — или, по крайней мере, не в полной мере оценили — историям, которые Кадим привёз из Ирака.
Но президента можно заставить в них поверить.
И оценить по достоинству.
Прочувствовать.
— Мистер президент, должен сказать, что я очень раз встрече с вами. Моя мама, сэр, она будет просто потрясена.
Президент шевельнул рукой в сторону фотографа, который быстро сделал ещё несколько снимков.
— Мы, разумеется, пошлём ей снимки. — И тут брови президента взметнулись вверх. — Ваша мама — она очень хорошая женщина, не правда ли?
— Лучшая, сэр.
Он кивнул.
— Это так странно. Таниша, верно? Я вижу, что вы её очень любите.
— Да, сэр. Она всегда хотела для меня только добра.
— Не сомневаюсь. И… о!.. у неё на следующей неделе день рождения?
— Да, сэр.
— Передавайте ей поздравления от меня.
Кадим кивнул.
— Она будет в восторге, сэр. — Краем глаза он заметил, как агент Доусон поглядывает на часы. У него явно остаётся очень мало времени и…
И сама мысль о том, что он собирается сделать завязала его желудок узлом, и он почувствовал, как на лбу выступила испарина.
— Ну, — сказал Кадим, — я уверен, что вас ожидают государственные дела, — никогда бы не подумал, что что ему когда-либо в жизни придётся произносить такие слова. Он поднялся, и все четыре ножки стула царапнули по покрытому плиткой полу. Он глубоко вдохнул и сглотнул, пытаясь успокоиться, а потом, наконец. выпалил:
— Но я надеюсь, что после моего ухода вы подумаете о детях, сэр.
Президент посмотрел на него; брови съехались практически вместе.
— Детях?
— Да, сэр. Плачущих детях. — Кадим ощутил, как его пульс ускоряется, и протянул руку, чтобы ухватиться за приподнятую часть президентской кровати, от чего агент Доусон подалась вперёд. — Плачущих детях, — повторил Кадим, — и запахе раскрошенного бетона.
Президент резко втянул в себя воздух, и хотя громкость на мониторе жизненных показателей была установлена на минимум, Кадим всё же услышал, как ускорились гудки, обозначавшие сердцебиение.
Всё случилось на удивление быстро: звук шагов за дверьми, затем вошла женщина — чернокожая, элегантная — а, Сью её знает, это Элисса Сноу, личный врач Джеррисона.
— Мистер президент, с вами всё в порядке? — спросила она.
Все глаза — фотографа, агента Доусон, Кадима, медсестры и доктора Сноу — были устремлены на Сета Джеррисона. Его зрачки были расширены почти до самых белков, словно он увидел что-то ужасающее.