Триллион евро
Шрифт:
Её голос вывел меня из оцепенения. Вокруг свистели пули. Я воспользовался кратким моментом затишья, чтобы скользнуть под лестницу, и упал на какую-то дверь, которая с грохотом распахнулась.
— Держите мальца! Сейчас он сбежит!
На пятой точке я съехал по перилам лестницы вниз и приземлился спиной на сырой пол, как жук, трепыхая лапками. Так и не выпустив из рук мешки, я с трудом встал на ноги и бросился прочь, от боли и страха не соображая уже ничего. Я бежал анфиладой подвалов, переходящих один в другой. Выстрелы и крики постепенно стихли. Я пробежал по какому-то туннелю, взобрался вверх по какой-то лестнице и очутился посреди полуразрушенного здания. Я даже не пытался выяснить, где нахожусь, а просто бросился в ближайший переулок, где чуть не упал, споткнувшись о вытянутые ноги какого-то хлач-наркомана. Остановился я лишь после того, как со скоростью бешеной собаки пробежал не меньше чем с десяток улиц. После этого мне стало ясно, что я бросил Стефф в беде, оставил её одну с бандой убийц, и от этой мысли ноги подо мной подкосились. Я упал на бортик тротуара и разразился слезами.
Маджуб прикинул, что полтриллиона евро могут стоить около ста тысяч дольюаней.
— Купюры по миллиону евро в ходу на рынке, поскольку валюта претерпела чудовищную инфляцию. Мы, беззоновцы, потомки миллионов тех бедняг, которые после великого кризиса сороковых годов пришли к полному краху. А в мире, где правят лишь экономические соображения, тот, кто не может потреблять, не имеет права на существование…
Стефф так и не вернулась больше на Восточный вокзал. Она, без сомнения, получила пулю в голову или в сердце, но я так и не набрался мужества наверняка узнать об этом. Я обзавёлся стволом, купив его у тибетских беженцев. Он обошёлся мне в десять миллионов евро.
Может, когда-нибудь я смогу обменять мои полтриллиона. И, может, когда-нибудь призрак Стефф перестанет скитаться по этому жуткому городу. И тогда, наконец, у меня больше не будет причин здесь оставаться.
Михаэль Маррак
Исторгнутые
Можно ли избежать подобного кошмара? Или следует заблаговременно запастись верёвкой? Или, может, коль скоро мы тут в гостях у научной фантастики, хайтек-версией верёвки? Михаэль Маррак, специалист по ужасам, по всему мрачному, извращённому и ужасному, что подстерегает нас под невинной оболочкой, даёт нам неожиданный ответ.
Михаэль Маррак родился в Вайкерсхамме в 1965 году, после получения образования в области оптовой торговли посещал с 1988-го по 1991 год колледж прикладной графики в Штутгарте. В 1997 году он повесил работу графика на гвоздь и решил пробиться на самый верх в качестве свободного писателя и иллюстратора. С конца 2001 года живёт в Хильдесхайме под Ганновером.
Свой первый рассказ Михаэль Маррак писал две недели в 1980 году. Теперь он считает тот рассказ, озаглавленный «Чартерный полёт в ад», «литературным несчастным случаем» и держит его под замком. Но тогда он на этом не остановился, а продолжал писать, пока ему не удалось опубликовать в 1990 году первую вещь.
С тех пор у него вышло больше трёх дюжин рассказов и бессчётное число иллюстраций в журналах и антологиях как в родной стране, так и за рубежом, в том числе и в Китае. С 1993-го по 1996 год он издавал артжурнал фантастики «Zimmerit», в рамках которого вышел первый сборник его научно-фантастических и хоррор-рассказов под названием «Grabwelt», а в 1997 году — его гротескная научно-фантастическая пьеса «Am Ende der Beisszeit». В 1998–1999 годах он был соиздателем серии «Maldoror» и антологии фантастики «Der agnostische Saal» в двух томах.
Первый роман Михаэля Маррака «Der Stadt der Klage» был издан в 1997 году в венском издательстве. «Живописное полотно ада, полное гротескных и абсурдных странностей, как современная версия дантовского Ада, импозантное творение подсознательного, которое в какой-то момент бьёт читателя по лбу, а в следующий момент внушает ему глубочайший ужас», — писалось в одной из рецензий. В 1998 году последовал сборник мрачных научно-фантастических новелл «Die Stille nach dem Ton».
Будучи уже значительной и даже культовой фигурой в немецкой научной фантастике, Михаэль Маррак совершил окончательный прорыв в конце 2000 года своим романом «Lord Gamma», который год спустя получил как премию Курда Лассвица, так и «Deutschen Phantastik-Award» в категории «лучший немецкоязычный научно-фантастический роман 2000 года». Осенью 2003 года во Франции вышла в свет его книга, о которой критика отозвалась как о «мастерски написанной» и обладающей «почти кинематографической силой воздействия». Последний роман Маррака, «Imagion», вдохновлённый «Мифом о древних богах» Лавкрафта, вышел в 2002 году.
Михаэль Маррак, несомненно, один из самых одарённых и красноречивых авторов сегодняшней немецкой научной фантастики, самостоятельный и оригинальный. В его произведениях научная фантастика сплавлена с хоррором и древними мифами в неподражаемую смесь, в авторстве которой невозможно ошибиться. Он любит экскурсы в гротеск или сюрреализм, не чурается экспериментов и в самые неожиданные моменты прибегает к лаконичному, временами чудаковатому юмору. Его рассказы населены причудливыми существами и демоническими фигурами, действие разворачивается в мрачных городах, рассадниках урбанистических кошмаров, и никогда нельзя заранее сказать, подстерегает ли нас за ближайшим углом не имеющий названия ужас, гротескная комическая сцена или что-нибудь, приводящее в полное замешательство.
Итак, будем готовы ко всему, следуя за человеком, который ищет кратчайший путь…
Рон Ван Арсдалл знал, как укорачивать путь.
Этот путь вёл от просёлочной дороги, соединяющей Шарбонат и Сен-Явин, через живую изгородь из дрока высотой в человеческий рост, дальше в чистое поле. Через двести метров автомобиль Ван Арсдалла пробил ограду имения, пересёк открытый вольер страусовой фермы и задавил двух красношеих. Не сбавляя скорости, он покинул пределы земельного участка — теперь уже через противоположную сторону ограды — и продолжил свою поездку по горному плато до пересечения с пешеходной дорожкой на Виолай. Здесь его «лендровер» наткнулся на исторический пограничный камень и свернул вправо. Теперь Ван Арсдалл в нарастающем темпе мчался под гору, через планерный аэродром Сен-Равен до смотровой площадки Коль-Мунье — и, в конце концов, последние семьдесят метров до Повторного шоссе пронёсся в свободном полёте через утёсы.
Судебная медицина отнесла несчастный случай на счёт спазматического приступа, вызванного опухолью в левой половине мозга Ван Арсдалла. Его тело скрутило, все мускулы были судорожно сокращены, и правая ступня продавила педаль газа до упора. Ставку делали на то, что Ван Арсдалл был мёртв уже тогда, когда его машина достигла страусовой фермы. После него остались жена и двое детей, небольшая сеть отелей и состояние в двенадцать миллионов евро.
Меня зовут Винсент Ван Арсдалл. Пожилой господин, спрямивший дорогу, был мой отец.
Если с высоты 400 километров посмотреть на остров Маврикий, трудно представить, что там, внизу, есть где приземлиться реактивному лайнеру, не рухнув с обрыва в море. Ещё удивительнее кажется то, что на острове помещается больше миллиона жителей.
Когда Слайдер проскальзывает дальше острова Маврикий, подо мной появляется остров Реюньон. Несколько секунд спустя я пересекаю Южный тропик и приближаюсь к побережью Мадагаскара. В нескольких сотнях километров к северо-западу от Тулеара я вижу крохотный островок в Мозамбикском проливе: остров Европа. Его имя заставляет меня задумчиво глянуть вверх к горизонту планеты. Нет никаких сомнений, я нахожусь страшно далеко от дома!
Вскоре после этого подо мной возникают Драконовы горы. Нагорье тянется до самого порога Лунда, как будто весь остальной мир состоит из одного лишь африканского континента. Если бы Бартоломео Диасу пять с половиной веков назад показали этот вид, сомневаюсь, что он бы рискнул со своими кораблями покинуть порт Лиссабона. Его бы ужаснули размеры континента.
Мыс Доброй Надежды отмечает вместе с тем южную оконечность моей орбиты. Отсюда она мягкой дугой снова поворачивает к северу, в сторону бразильского восточного побережья. Теперь подо мной будет лишь четыре тысячи километров Южной Атлантики. По курсу не встретится ни одного острова, и ещё задолго до Южной Америки я окажусь на теневой стороне Земли. Поскольку у меня нет желания таращиться на океан, я поворачиваю «Слайдер» вокруг продольной оси и разглядываю звёзды.
Я не работаю ни на американское космическое агентство NASA, ни на европейское космическое агентство ESA, ни на Росавиакосмос, поэтому дел у меня не так уж много. Собственно говоря, делать вообще нечего, кроме как наслаждаться видами и разбираться со своей жизнью. Времени у меня для этого достаточно. Не бесконечно много, но достаточно — я надеюсь.
Моё присутствие на орбите — дело сугубо частное. Трёхдневный полёт я оплатил из собственного кармана, включая и надбавку за «непредвиденные сложности во время стартовой фазы» и «возможный ущерб имуществу правительства на орбите». Последнее означает: если фантастическим образом столкнёшься со спутником или протаранишь один из космических кораблей, которые без конца курсируют между Землёй и орбитальным отелем, перевозя туристов, вся ответственность ляжет на пилота корабля-орбитера.
«ВИНОВЕН!» — красуется огромными светящимися буквами на нижней стороне каждого «Слайдера» — хоть это и видно только тем персонам, которые презирают таких людей, как я. Неприязнь этих людей обусловлена не столько тем обстоятельством, что мы тут, наверху, выбрасываем на ветер невообразимые суммы, она коренится в наличии у нас надежды.
Всё началось с Тито.
С Денниса Тито, кстати сказать, а не с югославского президента. Но чтобы подчеркнуть героический аспект, я должен начать историю с героя: с Джона Гленна.
Если бы Хемингуэй родился на пятьдесят лет позже, свой самый знаменитый роман он, возможно, назвал бы «Старик и космос». В 1962 году Гленн стал первым американцем, облетевшим вокруг Земли. Тридцать шесть лет спустя в возрасте 77 лет он снова полетел в космос на борту американского космического корабля «Дискавери» и тем самым установил возрастной рекорд в истории космических полётов. Рекорд, который вот уже десять лет остаётся непобитым.
Но камнепад вызвало всё же не это, а путешествие Тито на легендарную космическую станцию МКС. После сорока лет пилотируемых космических полётов захотелось, наконец, и обыкновенному человеку отведать удовольствия последнего приключения. На случае с Тито проявилась ценность «Шаттла», и хитроумные фирмы уже принялись резервировать места для дальнейших полётов, хотя условий для начала коммерческого космического туризма ещё совсем не было. Не существовало космических кораблей многоразового использования, которые могли бы выводить туристов на околоземную орбиту.