Трилогия о королевском убийце
Шрифт:
— Все равно не понимаю. Я думала, что его казнили за то, что он пользовался звериной магией и убил короля Шрюда, — возразила Мэдж.
— Так говорят люди, — ответила Старлинг. — Но на самом деле он умер в темнице до того, как его успели казнить, и был похоронен, а не сожжен. И ходят слухи, — тут голос Старлинг понизился почти до шепота, — что, когда пришла весна, на его могиле не вырос ни один зеленый лист. И тогда одна мудрая старая женщина поняла, что в его костях до сих пор дремлет древний Дар и его может забрать любой, у кого достанет смелости, чтобы вырвать зуб изо рта бастарда. И вот в полнолуние
Старлинг сделала драматическую паузу. Не было слышно ни звука, кроме треска огня.
— Гроб был пуст, конечно. И те, кто видел его, уверяют, что он был разбит изнутри, а не снаружи. А один человек сказал мне, что в расщепленном краю крышки гроба застряла грубая серая шерсть.
Еще мгновение тянулось молчание.
— Нет, правда? — спросила Мэдж.
Пальцы Старлинг легко побежали по струнам арфы.
— Так говорят в Бакке. Но еще я слышала, что леди Пейшенс, которая похоронила его, считает, что все это ерунда и его тело было холодным и застывшим, когда она заворачивала его в саван. А о Рябом, которого так боится король Регал, она говорит, что он просто старый советник короля Шрюда, затворник с изуродованным шрамами лицом. Он вышел на свет, чтобы рассказать всем, что Верити жив, и придать мужества людям побережья в войне с красными кораблями. Вот так. Думаю, вы можете выбрать, кому верить.
Мелоди, кукольница, шутливо поежилась:
— Бррр. Спой-ка нам лучше на сон грядущий что-нибудь повеселее. У меня нет никакого желания слушать в такой тьме рассказы о привидениях.
И Старлинг охотно перешла к старой любовной балладе с ритмическим припевом, который подхватили Мэдж и Мелоди. Я лежал в темноте и раздумывал о том, что слышал. У меня было неприятное ощущение, что Старлинг затеяла этот разговор ради меня. Мне оставалось только гадать, считает ли она, что делает мне одолжение, или просто хотела посмотреть, нет ли у кого-нибудь еще подозрений. Сто золотых за мою голову. На такое богатство польстится даже герцог, не говоря уж о бродячем менестреле. Несмотря на усталость, в эту ночь я долго не мог заснуть.
Перегон следующего дня был страшно однообразным, но это было даже хорошо. Я бежал за овцами и пытался не думать. Это было не так легко, как раньше. Казалось, что стоит мне отвернуться от своих горестей, как у меня в голове эхом начинает отдаваться призыв Верити. В ту ночь мы разбили лагерь на склоне огромной котловины, в центре которой был маленький пруд. Даже разводить огонь было невмоготу. Полагаю, все мы так устали от долгого перехода, что мечтали лишь поскорее увидеть берега Голубого озера. Я ужасно хотел спать, но сперва была моя очередь присматривать за стадом.
Я взобрался на холм и сидел, глядя на моих лохматых подопечных. В котловину поместился весь наш караван, и маленький костер у воды казался звездой на дне колодца. Ветер пролетал над нами; стены чаши защищали нас. Все было почти спокойно.
Тассин, вероятно, думала, что идет бесшумно. Я смотрел, как она тихо подходит ко мне, плащ ее был натянут на голову, лицо закрыто. Она кружила, как будто хотела пройти мимо меня. Я не следил за ней глазами, но слышал, как она поднимается по склону холма и возвращается вниз, ко мне. Даже в неподвижном воздухе я уловил ее запах и почувствовал невольную неприязнь. Я не знал, хватит ли у меня силы воли, чтобы отказать ей во второй раз. Хотя поддаться было бы ошибкой, мое тело было готово совершить ее. Когда я решил, что девица отошла примерно на дюжину шагов, я повернулся и посмотрел на нее, но она отшатнулась, встретив мой взгляд.
— Тассин, — тихо приветствовал я ее и снова стал глядеть на овец.
Она спустилась вниз по склону и остановилась в нескольких шагах от меня.
Я со вздохом повернулся и молча посмотрел на нее. Девушка откинула с лица капюшон. В ее глазах были вызов и решимость.
— Это ты, верно? — спросила она, задыхаясь.
Ее голос чуть дрожал от страха. Я не этого ждал от нее, и мне не пришлось изображать удивление.
— Я? Я Том-пастух, если ты об этом спрашиваешь.
— Нет, это ты, Одаренный бастард, которого ищут королевские гвардейцы. Вчера вечером, когда Старлинг выложила всю эту историю, Дрю, погонщик, рассказал мне, что говорили в городе.
— Дрю думает, что я бастард? — переспросил я, делая вид, что не в силах понять ее бессвязную речь.
Лютый холодный страх охватил меня.
— Нет. — Ярость в ее голосе смешивалась с ужасом. — Дрю рассказал мне, что говорили королевские гвардейцы. Сломанный нос, шрам на щеке и белая прядь в волосах. А я видела твои волосы той ночью. У тебя есть белая прядь, так ведь?
— У любого, кто поранит голову, может быть белая прядь в волосах. Это старый шрам. — Я нагнул голову и критически посмотрел на Тассин. — А твое лицо хорошо заживает.
— Это ты, да? — Ее голос звучал еще более сердито из-за того, что я попытался переменить тему.
— Конечно нет. Посмотри. У него шрам от меча на руке, правда? — Я обнажил свою правую руку, чтобы она могла посмотреть на нее. Ножевая рана была с тыльной стороны левой руки. Я рискнул, рассчитывая, что она не знает, на какой руке должен быть шрам у защищавшегося человека. Она едва взглянула на мою руку.
— У тебя есть деньги? — спросила она внезапно.
— Если бы у меня были деньги, с чего бы это я остался в лагере, когда остальные пошли в город? Кроме того, какое тебе до этого дело?
— Никакого. Мне никакого. Но тебе есть. Ты мог бы купить мое молчание. Иначе я пойду к Мэдж с моими подозрениями. Или к погонщикам. — Она вызывающе подняла подбородок.
— Тогда они могут посмотреть на мою руку так же легко, как и ты, — сказал я устало и отвернулся. — Ты говоришь глупости, малышка. Тебя встревожили сказки Старлинг. Иди-ка лучше в постель. — Я пытался изобразить отвращение.
— У тебя есть царапина на другой руке. Я видела. Ее можно принять за рану от меча.
— Так ведь и тебя можно принять за умную, — сказал я насмешливо.
— Не делай из меня идиотку, — предупредила она низким голосом. — Я не позволю над собой смеяться.
— Тогда не пори чепухи. И что с тобой вообще происходит? Это такая месть, да? Ты сердишься за то, что я не захотел спать с тобой? Я же сказал, это не имеет к тебе никакого отношения. Ты весьма хороша на вид и наверняка не менее хороша на ощупь. Только не для меня.