Трилогия о королевском убийце

Хобб Робин

Как всегда, когда он говорил о Чивэле, в голосе Галена прозвучала нотка фанатизма и глаза его стали пустыми от слепого поклонения. Почти бездумно он повернулся и пошел прочь. Он подошел к началу лестницы, потом очень медленно обернулся.

— Я должен спросить, — сказал он, и его голос сочился ядом и ненавистью, — ты что, прилипала? Почему он позволяет тебе сосать из него силу? Поэтому он так дорожит тобой?

— Прилипала? — повторил я. Слово было мне незнакомо.

Гален улыбнулся. Это сделало его мертвенное лицо еще больше похожим на череп.

— Ты думал, я не обнаружил его? Ты думал, что свободно будешь держаться на его Силе в этом испытании? Этого не будет. Не сомневайся, ублюдок. Этого не будет.

Он

повернулся и начал спускаться по лестнице, оставив меня одного на крыше. Я не имел ни малейшего представления о том, что значат его последние слова, но сила ненависти Галена сделала меня слабым и больным, как будто он влил яд в мою кровь. Мне напомнили о том, как в последний раз все покинули меня на крыше башни. Я почувствовал, что вынужден подойти к краю башни и посмотреть вниз. Этот угол замка не выходил на море, но тем не менее у его подножия все равно было множество острых камней. Никто бы не мог выжить после такого падения. Прими я решение, в котором был бы уверен на протяжении хоть одной секунды, то мог бы покончить со всем этим. И что бы об этом ни думали Баррич, Чейд или любой другой — это уже не могло бы причинить мне никакого беспокойства.

Отдаленное эхо поскуливания.

— Я иду. Кузнечик, — пробормотал я и отвернулся от края.

Глава 17

ИСПЫТАНИЕ

Обряд инициации обычно проводят в месяц, когда мальчику исполняется четырнадцать. Не все достойны его. Требуется Мужчина, который должен поручиться за кандидата и дать ему имя. Он же должен найти дюжину других Мужчин, которые согласятся с тем, что мальчик достоин и готов. Из разговоров солдат я много слышал об этой церемонии и знал достаточно о ее тяжести и избирательности, так что никогда не предполагал, что мне придется пройти через нее. Во-первых, никто не знал даты моего рождения. Во-вторых, среди моих знакомых не было ни одного Мужчины, не говоря уж о двенадцати, который счел бы меня достойным. Но в одну из ночей, по прошествии многих месяцев после испытания Галена, я обнаружил, что моя кровать окружена одетыми в плащи и капюшоны фигурами. В глубинах темных капюшонов я заметил маски.

Рассказывать о подробностях церемонии недопустимо. Но, полагаю, об одном я упомянуть все же могу. Через мои руки проходили живые существа — рыбы, птицы или животные, — и я решал, отпустить каждое из них на волю или же обречь на смерть. Во время моей церемонии ни одна живая тварь не была убита, и, следовательно, никто не пировал. Даже в моем тогдашнем состоянии я чувствовал, что вокруг меня и без того было довольно крови и смерти, чтобы хватило на всю жизнь, и отказался убивать руками или зубами. Но Мужчина все-таки решил даровать мне имя, так что, по-видимому, мой выбор не вполне разочаровал его. Древний язык, к которому принадлежит мое мужское имя, не имеет письменности, потому написать его я не могу. И я не нашел никого, кому бы я пожелал назвать его. Но его значение, полагаю, я могу привести. Катализатор. Изменяющий.

Я пошел прямо в конюшни, к Кузнечику, а потом к Уголек. Горечь, которую я испытывал при мысли о завтрашнем дне, так сильно давила на мою душу, что мне стало дурно, и я стоял в стойле Уголек, уткнувшись лбом в ее холку. Меня мутило. Таким меня застал Баррич. Я ощутил его присутствие, услышал его ровные шаги, когда он шел к конюшне, а потом он внезапно остановился у стойла Уголек. Я чувствовал, что он смотрит на меня.

— Ну что теперь? — сипло спросил Баррич.

В его голосе прозвучала усталость, усталость от меня и моих многочисленных бед. Не чувствуй я себя таким несчастным, моя гордость заставила бы меня собраться и заявить, что все в порядке.

Вместо этого я пробормотал в шкуру Уголек:

— Завтра Гален собирается испытывать нас.

— Знаю. Он потребовал совершенно неожиданно, чтобы я приготовил ему лошадей для этого идиотского плана. Я бы отказался, но у него была бумага с королевской печатью, удостоверяющая его полномочия. Мне известно лишь, что ему нужны лошади. Так что и не спрашивай, — отрезал Баррич в ответ на мой взгляд.

— Я и не стал бы, — сказал я ему мрачно.

Либо я докажу Галену, что чего-то стою, без всяких уловок, либо не стоит и пытаться.

— У тебя вообще нет шансов выдержать его испытание? — Баррич говорил будничным тоном, но я чувствовал, что он внутренне готов услышать от меня горькую правду.

— Никаких, — бросил я без всякого выражения, и мы оба некоторое время молчали, прислушиваясь к окончательному звуку этого слова.

— Что ж. — Баррич откашлялся и подтянул пояс. — Тогда заканчивай с этим поскорей и возвращайся сюда. Не похоже, чтобы у тебя плохо шли остальные уроки. Никто не может надеяться, что ему будет удаваться все, за что бы он ни взялся. — Он пытался представить мой провал в Силе как нечто незначительное.

— Наверное. Ты присмотришь за Кузнечиком, когда меня не будет?

— Присмотрю. — Он отвернулся было, потом почти неохотно вновь посмотрел на меня: — Как сильно эта собака будет скучать без тебя?

Я слышал его другой вопрос, но постарался обойти его.

— Не знаю. Я так часто оставлял его во время этих уроков, что, боюсь, он и вовсе не будет скучать.

— Сомневаюсь, — задумчиво проговорил Баррич и пошел прочь. — Очень сильно сомневаюсь, — добавил он, проходя между рядами стойл.

Я знал, что он знает. И что зол на меня не только за то, что мы связаны с Кузнечиком, но и за то, что я отказываюсь признать это. «Как будто, признавшись, я предоставлю ему свободу выбора», — пробормотал я Уголек. Я попрощался со своими животными, пытаясь передать Кузнечику, что пройдет несколько кормежек и ночей, прежде чем он снова увидит меня. Он крутился волчком и вилял хвостом и убеждал, что я должен взять его и что он пригодится мне. Он уже был слишком большой, чтобы взять его на руки и приласкать. Я сел. Кузнечик взгромоздился мне на колени. Он был таким теплым и крепким, таким близким и настоящим. На мгновение я почувствовал, как он был прав, потому что я действительно буду нуждаться в нем. Чтобы найти силы пережить провал. Но я напомнил себе, что Кузнечик будет здесь, будет ждать, когда я вернусь, и я обещал ему, что тогда он получит несколько дней моего времени в свое полное распоряжение. Я возьму его на долгую охоту, на которую раньше у нас никогда не находилось времени.

Сейчас, предложил он.

Скоро, обещал я.

Потом я вернулся в замок, чтобы упаковать смену белья и немного еды в дорогу.

Наутро все было очень пышно, помпезно и, на мой взгляд, бессмысленно. У остальных испытуемых, казалось, было приподнятое настроение. Из нас восьмерых, отправляющихся в путь, я был единственным, на кого не произвели особого впечатления лошади, рывшие копытом землю от нетерпения, и восемь закрытых паланкинов. Под любопытными взглядами шести десятков человек Гален выстроил нас и завязал нам глаза. Большинство из собравшихся во дворе были родственниками учеников, их знакомыми или просто зеваками. Гален произнес короткую речь. Речь, по-видимому, была обращена к нам, но говорилось в ней лишь о том, что мы и так знали: нас отвезут в разные места и оставят там; мы должны сотрудничать при помощи Силы, чтобы найти обратный путь в замок; и если мы преуспеем, то станем отрядом и будем служить во славу нашего короля и сможем отражать нападения пиратов красных кораблей. Последние слова произвели большое впечатление на наблюдателей, я слышал в толпе одобрительное бормотание, когда меня с завязанными глазами вели к паланкину и помогали забраться внутрь.