Тринадцать способов умереть
Шрифт:
Кому именно Рябой пожелал «ни дна, ни покрышки» – местным блюстителям прядка или новеньким, майор так и не понял. Оглянувшись, он увидел нескольких охранников, идущих от опушки к полю. Те подталкивали в спины двоих мужчин; один из которых заметно прихрамывал, а второй…
Пристально вглядевшись в лицо второго, Макс расплылся в улыбке и непроизвольно сделал пару шагов навстречу.
Однако мудрый сосед снова предостерег:
– Куды намылился, егоза? Работай! А коли узнал кого, так помалкивай. От греха подале…
Способ восьмой
16-17
Чуть менее двух суток банда петляла меж хребтов и ущелий, упорно продвигаясь на юг. Выносливый главарь со шрамом на лице шел впереди и привалы назначал редко – когда уж многим становилось невмоготу выдерживать взятый темп. Лишь один привал растягивался на час – в полдень, когда духи дружно становились на колени для исполнения первой молитвы намаза, а затем доставали припасы и принимались за обед. Другие остановки были скоротечны – люди едва успевали справить нужду и, привалившись навьюченными рюкзаками или ранцами к валунам, выкурить по паре сигарет подряд.
Только к вечеру второго дня пути отряд вместо того, чтобы продолжать двигаться по относительно ровной тропе, неожиданно повернул к юго-западу и стал взбираться по крутому заснеженному склону. На вершине взору удивленных спецназовцев открылась обширное плоскогорье с зачехленными легкими самолетами, металлическими вагончиками, выкрашенными в серебристый цвет и грунтовой взлетно-посадочной полосой.
– Вот ни хрена себе!.. – проворчал Толик, оглядываясь по сторонам. – Ни городов рядом, ни сел, а тут целый аэродром.
Барклай с похожим недоумением обозревал необычное местечко; на шедших навстречу главарю вооруженных людей, одетых в теплые светло-серые с разводами костюмы…
Предводителя банды здесь неплохо знали – подошедшие обнимались с ним и обменивались громкими радостными репликами. Потоптавшись на ровной площадке и подождав, покуда подтянется отставший арьергард, банда двинулась к противоположному склону, затем в сопровождении пары местных охранников стала спускаться куда-то вниз вдоль редкой лесной опушки…
– Толик, как твоя рука? – обеспокоено спросил Всеволод.
– Терпимо. Если не шевелить локтем и не трогать плечо, – поморщился тот. – А что, моим здоровьем тут кто-то обеспокоен?
– Я обеспокоен. Кажется, у нас проблема…
Проблема состояла в том, что начальник охраны местного поселения военнопленных, куда угораздило попасть двух спецназовцев, наотрез отказывался выкупать у главаря банды русского офицера с подвязанной к груди поврежденной рукой. Торг между ними происходил уже несколько минут. Подполковник с трудом, но все же улавливал смысл отрывистых фраз, произносимых в пылу ожесточенного спора на этакой смеси чеченского и грузинского языков. По его персоне у плечистого грузина по имени Леван сомнений не возникало – крепкая фигура внешне вполне здорового Барклая внушала уверенность в пригодности к какой-то работе; следы же побоев на лице в расчет, вероятно, не брались. А вот «однорукий» Терентьев коренастому горцу, совершенно не нравился.
Озадаченный Всеволод спешно искал решение. Если промедлить и стоять истуканом, с Толиком
Пленников освободили от веревок, но рядом по-прежнему топтались трое сопровождавших всю дорогу «духа». У одного из них – во рту торчала сигарета, щелкнула зажигалка; приятно пахнуло табачным дымком…
Отвернувшись от охранников, Барк что-то шепнул Толику. Тот повернул голову в сторону курящего, потом обратил непонимающий взгляд на командира…
– Потом будешь удивляться и задавать вопросы! – сейчас не время! – терял терпение старший офицер. – Дело серьезное. Постарайся. Вперед!..
Капитан, поправил грязную повязку, накрепко фиксировавшую на торсе левую руку и, шагнул к чеченцу…
– Слышь, гамадрил, дай-ка закурить, – молвил он с издевательской усмешкой, да еще сопроводил свой выпад смачным плевком в его сторону.
Три моджахеда на мгновение остолбенели; тот, к которому была обращена в столь невежливой форме просьба, дважды хлопнул веками и, опомнившись, отшвырнул сигарету в сторону.
– Оглох, что ли, примат? – продолжал наглеть Терентьев. – И приятелю моему сигаретку не забудь подпалить…
Дальнейшие события развивались стремительно: неуклюжее движение, похожее на замах для удара спецназовец прервал точным и резким тычком правого кулака в кадык. И пока боевик, схватившись за горло, пятился назад, силясь удержать равновесие, добавил с разворота стопой здоровой ноги в грудь. Сейчас же, увернувшись от кулака другого бандита, выбил из рук автомат третьего…
Возникшее «недоразумение» следовало так же быстро разрешить, дабы не схлопотать десяток пуль из «калашей», которые уже посрывали с плеч местные охранники. И Барклай, пустив в ход все свои познания чеченского языка, разразился громкой тирадой, останавливая и горячих горцев, и своего подчиненного, а, самое главное – пытаясь привлечь внимание к «внезапно» вспыхнувшей потасовке двух главарей.
Жестокую расправу прервал коренастый грузин.
– Кмара! – отрывисто выкрикнул он.
Ему вторил чеченский амир, успокаивая и приводя в чувство соплеменников. Видно, смерть одного из пленников в лагере его не устраивала – здесь за продажу живого русского полагалась приличная сумма, а пристрелить его он с легкостью мог и сам – в лощинке, где банда настигла остатки спецназовской группы, или по дороге сюда – в северную Грузию. Но не для того он волок его сюда без малого двое суток!
Злобно поглядывая на молодого пленного, двое чеченов помогли подняться товарищу; грубо оттолкнув прикладами русских, вновь закинули оружие за спины.
И вот теперь, вслушиваясь в продолжение разговора главарей, подполковник с удовлетворением подметил перемену – грузин утерял былую уверенность и, бросая удивленные взоры на прыткого Толика, уже не возражал полевому чеченскому коллеге с прежним энтузиазмом. Спустя пару минут он крикнул кого-то из подчиненных. Ему тотчас принесли мотыгу, насаженную на длинный черенок.
– Эй, ты! А ну, попробуй!.. – кивнул он спецназовцу с подвязанной верхней конечностью и с силой швырнул ему инструмент.