Тринадцать загадочных случаев

Кристи Агата

Прошло три месяца. Я как раз вернулся из одной поездки, и Грета заглянула ко мне. Она уже продала коттедж, уладила все формальности и в скором времени возвращалась в Германию. Она пришла ко мне, зная, что я уже вышел в отставку. Впрочем, как оказалось, она пришла именно как к частному лицу — по личному делу. После разного рода околичностей она наконец задала мне мучивший ее вопрос. Спросила, что я думаю о том письме из Германии. Видно, ее тоже смущало то, что Чарлз порвал его. Она хотела знать мое мнение, понимаете? Разумеется, она ему верила, но если бы только она могла знать точно! Понимаете? Ее, как и меня, терзали сомнения. Она, как и я, очень хотела верить ему, но всякий раз то проклятое письмо, как тень, всплывало из глубин

подсознания. Я тогда спросил ее, любит ли она Чарлза, и уверена ли, что он любит ее? «Наверное, да, — ответила она. — Хотя нет, не наверное. Точно любит! Мы были так счастливы! И знали — оба знали, что любим друг друга. Мы думали, что впереди у нас столько времени… И не спешили. Еще немного, и он признался бы мне в любви, а я… я призналась бы тоже. Но теперь вы понимаете.., теперь все не так. Теперь мы словно чужие; не знаем даже, что друг другу сказать при встрече. А если его терзают те же мысли, что и меня? Что, если мы оба изо всех сил пытаемся убедить себя — и не можем! Умоляю, сэр Генри, скажите, что уверены в том, что Чарлз Темплтон не виновен! Скажите же! Прошу, заклинаю вас!». Но я не мог ей ничего ответить. И они обречены все больше и больше отдаляться друг от друга. Им никогда уже не избавиться от своих подозрений!

Сэр Генри устало откинулся на спинку стула. В его глазах была грусть.

— И главное, ничего нельзя сделать. Вот разве… — Он выпрямился и грустно улыбнулся. — Вот разве мисс Марпл поможет. Что скажете, мисс Марпл? Думается мне, письмо о церковном собрании как раз по вашей части. Оно не напомнило вам ничего, что могло бы помочь делу? Может, вы смогли бы соединить влюбленных, разлученных тяжким подозрением? Они могли бы быть так счастливы!

И однако, он так высоко ценил ум этой старомодной и хрупкой старушки, что в его шутливом тоне помимо воли проскальзывали просительные нотки. Он доверчиво взглянул на мисс Марпл.

Та кашлянула и поправила кружева.

— Вообще-то все это мне немного напоминает случай с Анни Поултни, — сказала она. — А с письмом миссис Бантри разобралась не хуже меня. Я имею в виду не то, что про собрание, а другое. Просто вы живете в Лондоне, сэр Генри, и у вас нет сада. Иначе бы вы тоже заметили.

— Я чего-то не, заметил? — смутился сэр Генри. — Но что именно?

Миссис Бантри взяла в руки каталог и с видимым удовольствием зачитала:

«Самюель Спат… Удивительно изящный цветок с бледно-сиреневыми лепестками и исключительно длинным и крепким стеблем. Одинаково хорош для клумбы и для букета.

Майкл Боулен… Немного напоминающий хризантему, удивительно изысканный цветок яркого, кирпично-красного окраса.

Елизавета Джексон… Ярко-красное, необычайно декоративное растение.

Рангун… Яркий и эффектный декоративный цветок насыщенного оранжевого цвета, долго сохраняется в срезанном виде.

Традиция…»

— С большой «Т», припоминаете? — перебила ее мисс Марпл.

«Традиция… Крупный цветок прекрасной формы с розовато-белыми лепестками».

— Начальные буквы письма образуют слово «смерть», — добавила мисс Марпл.

Миссис Бантри захлопнула каталог и громко произнесла:

— И подпись: Георгин!

— Но письмо пришло лично мистеру Розену, — возразил сэр Генри.

— Здесь хитрость, — процитировала мисс Марпл. — И, мало того, предостережение. Что делают с письмом от совершенно незнакомого человека, ссылающегося на столь же незнакомых людей? Естественно, отдают секретарю.

— Тогда, значит…

— Да нет же! — перебила его мисс Марпл. — Как раз это и подтверждает его невиновность. В противном случае он ни за что бы не допустил, чтобы это письмо было обнаружено. И уж тем более не стал бы уничтожать другого — из Германии. Его невиновность — если позволите так выразиться — просто бросается в глаза.

— Но тогда кто…

— Собственно, я почти уверена… Если, конечно,

можно быть вообще в чем-то уверенным… За столом во время завтрака был человек, который, когда о письме зашла речь, просто взял его и прочел. Думаю, так все и было. Помните, каталог садовых растений, он пришел с той же почтой?

— Грэта Розен… — медленно проговорил сэр Генри. — Значит, ее визит ко мне…

— Мужчинам этого не понять, — сочувственно вздохнула мисс Марпл. — И хотя, сдается мне, эти мужчины зачастую думают о нас, старухах, как о капризных, вечно всем недовольных и ненужных существах, тем не менее, так и быть, скажу. Женщина всегда поймет женщину, к несчастью. В общем, я уверена, что между ними возник какой-то барьер. Молодой человек неожиданно почувствовал безотчетную антипатию. Она возникла почти на подсознательном уровне, и, тем не менее, скрыть ее он не смог. Думаю, оскорбленная в своих чувствах девица решила ему мстить и сделала все возможное, чтобы укрепить ваши подозрения относительно Темплтона. Признайтесь, ведь до ее визита вы не были так уверены в его виновности!

— Но она не сказала мне ничего такого… — запротестовал сэр Генри.

— Мужчине, — невозмутимо повторила мисс Марпл, — никогда этого не понять.

— И она… — Сэр Генри запнулся. — Она, совершившая это убийство, осталась безнаказанной!

— О нет, сэр Генри, — возразила мисс Марпл. — Не скажите. Ни вы, ни я на самом деле так не думаем. Вспомните собственные слова. Нет: Грета Розен наказания не минует. Уже одно то, во что она замешана, не может принести ей ничего хорошего. Эти люди своей смертью не умирают. И вы правы: не о виновных сейчас надо думать.

Куда важнее обелить невинных. Мистер Темплтон, порвав письмо своей немецкой кузины, несомненно навлек на себя подозрение, но я просто уверена, что тогда у них только начинался роман с Гретой, и он боялся, что ей это может не понравиться… Теперь Доббс… Его, впрочем, как вы уже заметили, это как раз мало волнует. Думаю, плохой аппетит доставил бы ему куда большее расстройство. А вот что касается бедняжки Гертруды.., кстати она напомнила мне Анни Поултни. Бедная Анни! После пятидесяти лет преданной службы ее вдруг заподозрили в совершенно ужасном поступке! А ведь не было ни одного доказательства, что это именно она уничтожила завещание мисс Лэм. Скорее всего, это и стало для ее больного сердца последней каплей… Завещание потом нашлось — старая мисс Лэм сама положила его для верности в потайной ящик буфета, но бедная Анни Поултни до этого уже не дожила…

Вот потому меня так беспокоит эта бедная старушка. Когда человек в возрасте, его так легко обидеть. За мистера Темплтона я совершенно не волнуюсь. Он молод, хорош собой и, очевидно, пользуется успехом у дам. Напишите ей, сэр Генри, хорошо? Просто сообщите, что ее невиновность полностью доказана… Ведь умер единственный близкий ей человек, и она конечно же чувствует, что ее подозревают в его смерти. Страшно даже подумать, что творится у нее на душе.

— Обязательно напишу, мисс Марпл, — заверил сэр Генри и внимательно посмотрел на нее. — Знаете, никак я вас не пойму. У вас всякий раз совершенно новый подход.

— Боюсь, он слишком уж примитивен, — с напускным смирением откликнулась Марпл. — Я ведь почти и не выезжаю из Сент-Мэри-Мид.

— И сумели при этом разрешить проблему всемирного значения. Нет-нет, не спорьте.

Мисс Марпл слегка покраснела, но, справившись с собой, сказала:

— Думаю, просто по тем временам я получила хорошее образование. У нас с сестрой была гувернантка-немка — мы звали ее Фрейлейн. Удивительно сентиментальное было существо. Она учила нас языку цветов. Теперь он почти забыт, и напрасно — в нем столько очарования! Желтый тюльпан, например, означает безнадежную любовь, а китайская астра — ревность. Роковое письмо подписано «Георгин», и, насколько я понимаю, это ключевое слово. Я все пыталась вспомнить, что этот цветок означает, но, увы… Память уже не та, что прежде.