Тринадцатая фея. Старые кейсы на новый лад, или Записки психотерапевта

Голосова Ольга Евгеньевна

– Ты можешь сам вылезти?

– Нет, у меня сломана нога и связаны руки.

– Тогда подожди, я спущусь.

В меня больно ткнули деревянной лестницей, и

ореоле слепящего света показался черный силуэт. В глазах защипало, потекли слезы, и я прикрыл веки, спасаясь от отдающей в темени боли.

– Ты только не дерись, потому что все равно не сбежишь.

Пахнуло сырой землей и хлевом, что ли. Так пахнет иногда вечером, в деревне.

Шершавая крепкая ладонь обхватила мои запястья, и я словно в лупу видел, как железный нож пилит веревки, разрывая и разрезая волокна.

– Вот и все, – произнесла она, и схватила меня за плечо. – Поднимайся. По лестнице полезешь сам, я тебе не удержу. И я вылезу первой.

В ярком свете глаза слезились так, что я не мог даже ее разглядеть. От боли и слабости кружилась голова. Все тело ныло так, словно меня долго и со вкусом били ногами.

Она

как-то боком полезла вверх, хватаясь руками за стойки, и до меня дошло, что у нее проблемы с ногой. То ли травма, то ли уродство. Хромоножка.

***

Она помогла мне добраться до сеновала, – по крайней мере, там была куча сена. Я повалился на какое-то тряпье, пытаясь перевести дух.

– Если надо в туалет – то можешь возле той стены, – хромоножка махнула рукой куда-то в темноту. – Я запру сарай и принесу тебе отвар от боли и хлеба… Мяса нет, – сказала она как-то быстро, словно стесняясь. – Могу еще молока дать. Козьего. Будешь?

– Да, – я кивнул, пытаясь рассмотреть свою… спасительницу? Тюремщицу?

– Тогда жди.

Она, уродливо переваливаясь с боку на бок, поковыляла к выходу. Я успел рассмотреть длинные неряшливо спутанные волосы, какой-то балахон и обрезанные чуни на ногах, и свет фонаря, болтающегося у нее в руках, исчез за дверью.

Конец ознакомительного фрагмента.