Тринадцатая реальность
Шрифт:
– Пожалуй, – согласился он. – Что с костюмом?
– Сразу после работы сходили в салон «Бризак» и заказали мой смокинг и свадебное платье для Веры. Через два дня обещали сделать. Кольца я уже купил, а все остальное обещал сделать Николай Дмитриевич. Сам он это будет делать или за компанию с тобой – это меня не интересует.
– Лодырь, – улыбнулся отец.
– Да, он тоже так сказал, – вернул я улыбку. – Когда я возвращался, в голову пришла мысль: не продать ли нам оба наших дворца, пока они еще хоть что-то стоят?
– Я понял твою мысль, – задумался он. – В обоих дворцах по
– И при разборках ничего не стоит сжечь эти дворцы, можно вместе со слугами, – добавил я. – Расположены за городом и охраняются только от бродяг. Да и зачем они нам?
– Ты же знаешь... – начал отец.
– Какое величие рода, папа? – перебил я его. – Если дворянство не остановит развал империи, то грош ему цена, и я постараюсь забыть о своем княжеском титуле. Тогда отсюда придется бежать, а дворцы у нас в лучшем случае купят по дешевке, а то и вовсе отберут. А если найдутся те, кто попытается встать на пути развала, им придется применять силу, а это война, причем и в самой империи, и с нашими соседями. Если дворец под Москвой еще может сохраниться, то в Полтавской губернии от него наверняка останется один фундамент, а мы останемся без средств.
– У нас есть полмиллиона в банке, – напомнил он.
– Которые неплохо обратить в золото, – сказал я. – В случае потрясений бумажные деньги быстро обесцениваются, а наши европейские соседи могут приравнять наши рубли к туалетной бумаге. Отец Веры дает нам полмиллиона, и часть этих денег я переведу в золото, пока это еще не запретили.
– Что он вам еще обещал?
– Купить по нашему выбору дом или квартиру. Но я думаю с этим не торопиться. Поживем пока с вами, так будет безопасней. Ты не думал, что нужно как-то защитить маму и Ольгу? Ты почему-то уверен в своей безопасности, а у меня такой уверенности нет. Их тоже могут убить или похитить просто чтобы нам досадить. Сейчас это легко сделать.
– И зная это, ты все-таки решился на публикацию.
– Вовсе не обязательно до этого дойдет, – возразил я. – Я просто хочу подстраховаться, чтобы потом не кусать руки. Когда профессор Григорьев подписал петицию против «легких» наркотиков, его дочери изрезали руки и пообещали изрезать лицо. Я очень надеюсь на то, что не напрасно подвергаю вас опасности. Если поднимется большой шум, и на нашу публикацию отреагируют другие газеты, у императора будут связаны руки. Конечно, это никого не остановит, и в том или ином виде закон примут, но это будет гораздо позже.
– Я подумаю, что можно сделать, – пообещал он.
– Есть еще один вопрос... – замялся я. – Хотелось бы знать, кто из живущих в империи иностранцев проталкивал этот закон. Кадеты – пешки, которыми легко пожертвуют. У вас в девятом делопроизводстве должны знать.
– Может быть, и знают, – пожал он плечами. – Только вряд ли кто-нибудь из них поделится с тобой своими знаниями. Я понял, что ты хочешь знать, от кого может исходить опасность. Польза от таких знаний может быть только в том случае, если ты готов отвечать ударом на удар.
– Смотря как ударят, – сказал я. – Если пострадает кто-нибудь из вас, я постараюсь ответить так, чтобы надолго запомнили.
– Рассказывай, что с тобой случилось! – потребовал он. – Иначе у нас с тобой разговора не будет.
– Да ничего особенного, – сказал я, решив, что пришла пора поговорить с ним начистоту. – Просто кто-то подарил мне память семидесяти лет своей жизни. И мир, в котором он жил, очень похож на наш, только не такой отсталый.
– И ты хочешь, чтобы я поверил в подобную чушь? – спросил он. – Почему ты не хочешь сказать правду?
– Я тебе часто врал? – в свою очередь спросил я. – Постарайся вспомнить, когда это было, а то у меня не получается. Я понимаю, что это звучит дико, но сказанное нетрудно проверить. Конечно, проверить не рассказ о прожитой кем-то жизни, а научные знания, которые сейчас лежат в моей голове. Чтобы тебе было понятней, приведу пример. В нашей радиоле шесть ламп размером с мой кулак. Я знаю, что их уже научились делать размером почти со спичку, только немного толще, и больше уменьшить размеры не получится. Для того, кто поделился со мной памятью, лампы, даже самые маленькие и современные, – это древность. У них давно используются другие усилительные приборы, которые в десятки и сотни раз меньше и почти не потребляют тока. И с моей помощью нетрудно будет сделать и их, и многое другое.
– Ты не шутишь? – изумленно спросил отец, уставившись на меня во все глаза. – Многого ожидал, но не такого! И кем же был этот подаривший?
– Он долго и многому учился, потом работал инженером, а к концу жизни стал писать книги. Он тоже жил в России, был женат и имел двух сыновей.
– И ты помнишь всю его жизнь? – спросил отец.
– Большую ее часть, – ответил я. – Он не помнил раннее детство, поэтому и я его не помню. Остальное вспоминается очень хорошо. Ты же знаешь, какая у меня память.
– Если правда то, что ты говоришь, моего сына больше нет! Наша личность – это в первую очередь наша память, а память у тебя на четыре пятых чужая. Понятно, почему ты так изменился. Был мальчишкой, и вдруг сразу стал умным и много прожившим человеком. Вера знает?
– Личность это не просто память, отец! – возразил я. – Я как был, так и остался твоим сыном! Конечно, поведение изменилось, но мой характер, привычки и привязанности остались прежними! Вы, как и раньше, мои родители, Олег – друг, а Вера – любимая девушка, за которую я готов отдать жизнь. И не сказал я ей не из-за того, что боюсь ее потерять, просто я еще сам со всем этим только что освоился. Сколько тут прошло времени! Но обещаю, что до свадьбы она все узнает.
– Твой литературный дар от него?
– Отчасти, – сказал я. – Я бы и сам написал эту статью, просто с его даром она получилась немного лучше.
– Матери с сестрой ничего говорить не надо, – предупредил он, – а вот мне расскажешь, что у него была за Россия, и в чем у нас разница, кроме твоих крошечных ламп. А я все-таки кое к кому обращусь, чтобы проверить эти твои знания. Извини, но я не могу полностью поверить в такое без доказательств.
– И они потом удержатся и никому не откроют того, что узнают? – с сомнением сказал я. – Мои знания могут нам позволить вырваться далеко вперед. Не хотелось бы их сейчас всем открывать. С нами бы таким никто не делился.