Тринадцатая редакция. Напиток богов
Шрифт:
— Ты сам этого не понимаешь — как же ты ответишь. Вообще, не судьба мне узнать тебя поближе. Ты ведь мой брат.
— И что же в этом такого? Мне казалось, что родственники, напротив…
— Любого человека понимаешь лучше всего утром. Когда просыпаешься с ним рядом. Потом, правда, забываешь почти всё, но главное — оно остаётся. А с братьями рекомендуется спать только после того, как в мире исчерпаются все прочие мужские ресурсы.
— Если хочешь, я поставлю себе раскладушку в твоей комнате, и утром мы проснёмся рядом.
— Какой же ты… —
Денис вновь углубился в чтение, с грехом пополам одолел страницу, переварил, перешел к следующей, но присутствие Алисы отвлекало его. Для общения с сестрой он мобилизовал все силы — и их не оставалось больше ни на что. Он ощущал себя маленькой неприступной осаждённой крепостью, окруженной врагами со всех сторон, сколько видит глаз. Крепость не возьмут, если защитники будут бдительны. Но врагов так много, что бдительность им придётся проявлять до конца дней своих.
Алиса не могла долго молчать, ей нужны были собеседники. Она вскочила с места, подбежала к брату и швырнула журнал на диван.
— Ты посмотри, у неё уже рот не закрывается, а её на обложках печатают! Не стыдно?
— Если для гармонии с миром ей нужно, чтобы не закрывался рот — её право.
— А мне для гармонии с миром нужно, чтобы рот закрывался! Или чтобы её тут не было.
— Тогда, — Денис поднялся с места, подошел к письменному столу и достал из ящика стола ножницы и карандаш, — ты можешь отрезать обложку — и её тут не будет. Или заштриховать вот тут и получится, что рот закрыт.
— А голова у тебя иногда варит! — одобрительно кивнула Алиса и удалилась к журнальному столику — редактировать и корректировать фото по своему усмотрению.
Денис смог прочитать ещё несколько страниц.
— Ты должен ценить мою сестринскую любовь, а не книжки читать, как будто меня тут нет! — снова дала о себе знать Алиса, когда журнал ей окончательно наскучил. — Я, между прочим, завтра весь день буду занята, буду порхать с приёма на приём, с вечеринки на вечеринку. Но сегодня я вся в твоём распоряжении. Заметь, я не поехала никуда сегодня вечером. Хотя в этом городе достаточно интересных мужчин, и все такие незнакомые!
— Ты могла бы уже остановиться. Выбрать кого-то одного.
— Могла бы. Только кого? Как-то совсем не вырисовывается идеал.
— Но ты знаешь, чего хочешь?
— Та «я», которая живёт инстинктами — знает. А та, которая наблюдает за этими инстинктами из недр своей головы и пытается расшифровать… вернее, зашифровать их в слова и фразы — нет.
Денис с уважением поглядел на сестру: так вот, значит, что делает он, как Читатель: расшифровывает чужие инстинкты, которые почему-то умеет видеть. Он расслабился и позволил себе прочитать её желание.
— Кажется, я понимаю, — сказал он через некоторое время. — Тебе, как хорошей книге, нужен не просто внимательный читатель. Тебе нужен читатель-ценитель, который сумеет не просто прочесть тебя, но и понять, насколько ты бесценна.
— Ну, надо же! Из тебя бы получился отличный читатель. Жаль, что ты мой брат… Хотя…
— Меня не привлекают бестселлеры.
— Они никого не привлекают.
— Но почему же. Твои мужчины… По-своему они все любят тебя.
— Все любят меня по-своему! А я хочу, чтоб любили по-моему! Дедушка говорил, что никто не будет меня любить так, как он. И дедушка прав. Был прав. Никто.
— Это вполне логично.
— Что? Никто больше не может меня, меня любить так, как любил дедушка?
— Никто не повторит отпечатков твоих пальцев. Дедушка любил тебя так, как мог любить дедушка. Тот футболист любил тебя так, как мог любить он. Я люблю тебя так, как могу любить я.
— Ты? Меня?
— Как брат. Как брат и как умею. И каждый любит тебя так, как может и умеет только он один.
— А как насчёт тебя, а? Тебя кто-нибудь любит? А ты кого-нибудь? А девочки у тебя были уже? Ну, скажи, сколько!
Это было как в детстве, когда она загоняла его в угол и пытала слишком откровенными вопросами, и он чувствовал, что ей совсем не важен ответ, ей важно властвовать над ним, беззащитным, смущённым, здесь и сейчас.
— Так что, были? — не отставала Алиса.
Отрицательный жест.
— Они тебе не нравятся, что ли?
Презрительный взгляд сквозь ресницы.
— Ага, ты их боишься.
— Я их не боюсь, понятно? Просто вдруг она окажется такой, как ты?
— Она? То есть, существует некая загадочная «Она»! О-очень интересно!
Загадочная «она» существовала. Существовала уже несколько месяцев — кажется, с того самого дня, как наступила запоздалая, но настоящая весна.
Вернее, «она» существовала ещё раньше. Гуляла во дворе со своим сеттером, танцевала, что-то напевала. Слышно было только эхо её странных песен, когда она проходила под аркой, отделявшей её крошечный заасфальтированный дворик от просторного двора, на который обращены были окна дедушкиной квартиры.
Денис знал всё о распорядке, вернее, беспорядке её прогулок с собакой: она могла опоздать на час, могла выйти раньше, могла появиться вечером в компании неприятных девиц, могла застыть на месте, могла залезть на горку и скатываться на попе, могла вскочить с ногами на детские качели и раскачиваться, вызывая гнев старух (до Дениса доносились их резкие окрики, похожие на звуки выстрелов).
Как-то раз старухи решили прогнать со двора нарушительницу порядка, но тут, откуда ни возьмись, налетели сёстры Гусевы, и была такая баталия, для описания которой не хватит ни слов, ни красок.
У незнакомки были трёхцветные волосы: белая прядь, рыжая прядь, красная прядь, и снова, и снова, и снова. Денис выверил эти цвета и использовал их в оформлении рабочего стола на домашнем компьютере. Он мог, не просыпаясь, назвать цвета, входившие в эту трёхцветную радугу, он знал, что в числе благородных предков её сеттера, скорее всего, значится какой-то проворный дворовый пёс.