Тринадцатая рота (Часть 2)
Шрифт:
– Грубо. Оскорбительно для фюрера. Изъять!
– строго сказал Гуляйбабка.
– Есть изъять!
– поклонился Волович.
– Вносится еще предложение написать на карете: "Даем консультации по обогреву в окопах, в домах, скирдах и согреванию бегством".
– Приемлемо, но последнее исключить. Грубо. В лоб...
– Слушаюсь! За оформление задней части возка-кареты первый приз присуждается Трущобину.
– Что им предложено?
– Трущобин предложил весьма оригинальное оформление - нарисовать на задней стенке баню с шайкой и веником, а под нею подпись: "Организуем каждому солдату фюрера русскую баню!"
– Оригинально, - отметил
– За оформление передка кареты третье место поделено между отцом Ахтыро-Волынским и Чистоквасенко. Они дали текст оформления в стихах, но почти идентичный. Отец Ахтыро-Волынский предложил двустишие:
"Чтоб избежать креста и гипса, пользуйтесь услугами БЕИПСА". Господин Чистоквасенко сказал об этом же несколько по-иному: "Хочешь целовать жену зимой и летом, пользуйся беипсовским советом".
– Оригинально, но тексту отца Афанасия надо отдать предпочтение. Он более сдержанный и весомый.
– Премного благодарен, - приподнялся священник.
– Не вы нам, а мы вам премного благодарны, - сказал Гуляйбабка.
– И всем участникам конкурса большое спасибо. А как с каретой? Успели ее на сани поставить?
– Да, уже поставили!
– Хорошо! Я сегодня же просмотрю все тексты и прошу завтра же приступить к оформлению кареты. Нас ждет дальняя дорога.
– Куда, господин личпред?
– Не задавайте лишних вопросов, Чистоквасенко. У фюрера одна дорога, а мы, как вам известно, помогаем ему скорее дойти.
22. "НАЦИОНАЛЬНЫЙ ГЕРОЙ" КАРКЕ ХОРОНИТ ВОСЬМОГО КОМАНДИРА РОТЫ
Солдату Карке на Восточном фронте чертовски повезло. Непобедимая сто восьмая егерская дивизия, в которой он воевал, была дважды разбита вдребезги, ее дважды выводили на "отдых" и пополняли "тыловыми крысами" - резервистами, маршевиками, и благодаря чему "национальный герой Германии" дважды за всю русскую кампанию помылся в бане, дважды выжарил в вошебойке белье и дважды спокойно поспал раздевшись. Правда, и во время этого "отдыха" был случай, когда пришлось выскакивать в одних кальсонах (ночью неожиданно налетели партизаны), но это, по сравнению с кромешным подмосковным адом, были семечки.
Пока Фриц Карке ездил в Берлин на первую ночь, сто восьмая егерская дивизия снова одержала "блестящую победу": в ее составе остались лишь номера полков. Все выжившие после "победоносного наступления" ждали, что их опять выведут на "отдых" и пополнение, но на этот раз начальство почему-то очень скупилось и держало остатки рот в окопах. Пуще того, инструкторы пропаганды ведомства доктора Геббельса все еще призывали солдат поднатужиться и парадно промаршировать по Москве.
Карке в присутствии геббельсовских пропагандистов делал вид, что поднатуживается, даже кричал: "Поднатужимся! Рванем! Тронемся!", но уходили ораторы и "национальный герой", как ленивый конь в постромках, опускал гужи. Он понимал, что из этого поднатуживания ровным счетом ничего не получится, что еще несколько дней таких дьявольских боев - и по Москве придется парадно маршировать разве что командиру дивизии и офицерам роты пропаганды, да и то в роли военнопленных.
На поднятие боевого духа мало действовали шнапс, Железные кресты, взбадривающие речи посланцев Геббельса. Всех угнетали страшный огонь Красной Армии и трескучие морозы. Одетые во что попало солдаты гнулись в окопах, как бездомные собаки. Жарко было только санитарам да солдатам похоронной команды. Они всю ночь не выпускали из рук носилки, ломы и лопаты. А когда не хватало могил
"Национальный герой" Карке на эти могильные работы шел всегда с радостью, напрашивался на них нередко и сам. Он извлекал из этого сразу три выгоды. Во-первых, на копке могил отлично грелся. Во-вторых, у замерзших и убитых всегда что-либо добывал - то глоток шнапса, то пачку сигар, то "на память" какую-либо теплую вещицу. Теперь ему было не до сорока семи десятин. Самое главное, Карке удавалось побыть хоть несколько часов подальше от огня русской "катюши".
На рассвете пуля снайпера сразила лейтенанта Крахта, который вылез на бруствер и попытался посмотреть, далеко ли до Москвы. Это был восьмой по счету командир роты, убитый после Смоленска. Хоронить его вызвалась чуть ли не вся рота, но фельдфебель Квачке, оставшийся за командира роты, пресек этот благородный порыв каскадом гневной брани:
– Шкурники! Трусы! Подлые душонки!
– кричал он, тыча в нос солдат толкушкой деревянной гранаты.
– Хоронить рветесь. Лейтенанта оплакать. Но я ж вас, скоты, насквозь вижу. Теплые вещи почуяли на лейтенанте. Отсидеться в тылу вздумали во время утренней артподготовки. Не выйдет. Ни одного гада не выпущу из окопа. Это вам не во Франции лакать вино. Марш по местам! И огонь... огонь мне из пулеметов и автоматов. Противник не должен знать, что нас осталась жалкая кучка.
Солдаты, недавно прибывшие на пополнение роты из дивизии, расквартированной где-то во Франции, и совсем не привыкшие к холодам, сгибаясь по-собачьи, потекли вправо, влево по траншее. Разорвавшийся на бруствере снаряд подхлестнул их. Фельдфебель остановил лениво колтыгавшего позади всех Карке.
– Стать "смирно" и слушать приказ, - сказал фельдфебель, оттопырив ухо пилотки и прислушиваясь, не летит ли еще русская чушка.
– Стою "смирно" и слушаю, - вытянулся Карке.
– Именем фюрера приказываю, - заговорил фельдфебель, убедившись, что батарея русских умолкла.
– Лично проследить, когда нашего покойного лейтенанта притащат с той высоты, где его пристукнуло, и не дать шакалам из похоронной команды растелешить его, то есть снять с него теплые вещи. Довольно им хапать. Они и так нахапали немало.
– Верно изволили заметить, господин фельдфебель, - подтвердил Карке.
– Сам фюрер, наверно, дрожит без теплых вещей, а у них снизу меха, сверху меха. А за какие заслуги? Закопать мертвого и дурак сможет. Дай мне лопату, так я вам за милую душу закопаю всю дивизию.
Снаряд, просвистевший над головами, прервал монолог "национального героя", и, как только грохнул взрыв и осыпались комья, фельдфебель сказал:
– Так вот, Карке, именем фюрера приказываю: ни одна теплая вещь с лейтенанта не должна попасть в лапы зондеркоманды. Чернобурку, теплую куртку, меховую шапку, валенки, перчатки и прочее доставишь мне. Только чтоб скрытно, чтоб никто не узнал.
"Национального героя" бросило в жар и холод. Его опять грабили. Желанная чернобурка, которую он так мечтал послать любящей жене, ускользала из его рук. Вместе с ней уплывали куртка, валенки, теплые перчатки и многое другое, что он давно уже приметил на новом командире роты.
– Ты что молчишь? Отвечай!
– тряхнул его за рукав шинели фельдфебель.
– Никак нет, - очнулся Карке.
– Рад стараться! Все будет доставлено, только...
– Что только? Говори!
– Только я бы просил кое-что и мне. Я ведь тоже гнусь... у меня любящая жена и тетушка Клара.