Тринадцатый сын Сатаны
Шрифт:
Эксперт… Чего бы это эксперт приходил проверять, раз там все в порядке?
— Наркотик был расфасован? — спросил Крутицкий.
Хрустя орешками, Тоха кивнул:
— Да, как положено, по пять гран.
— Ясно, — задумчиво проговорил Игорь Дмитриевич. И тем не менее, счел нужным уточнить: — Значит, ты хочешь сказать, что этот эксперт подменил партию?
— В этом нет сомнения, — в голосе Тохи сквозила явная досада, как у человека, которого в разговоре пытаются увести в сторону от основного, интересного и важного для него разговора.
— Но зачем?
— Не знаю, Игорек, не знаю. Да и для меня сейчас это неважно. Сейчас гораздо важнее другое…
Игорь Дмитриевич ничего не понимал.
— Вот как? А что же тогда для тебя важно? Что ты хочешь узнать?
— Так я тебе и пытаюсь объяснить, что я хочу, а ты все перебиваешь… Дело в том, что буквально час назад мне стало известно, как звали этого эксперта. Он представился Валентином.
Антон Валерьевич произнес это имя торжествующе, и в то же время тревожно. Игорь Дмитриевич не мог понять, в чем тут дело.
— Мне это имя ничего не говорит, — признался он.
Его забывчивость вызвала у мафиози откровенную досаду.
— Забыл уже?.. Помнишь, когда я обратился к тебе в первый раз, сказал…
— Да-да, конечно, вспомнил! — искренне воскликнул Крутицкий. — Того человека, который заманил в ловушку того бизнесмена… Как его… Не помню… Ну да неважно… Того тоже звали Валентин.
— Наконец-то!
Игорь Дмитриевич чуть задумался.
— Ну и что? Согласен, что имя Валентин не слишком распространенное, — пожал он плечами. — Однако не настолько уж, чтобы в каждом преступлении, в котором оно фигурирует, видеть одного и того же человека… И даже если тебя это так встревожило, ты бы не стал будить меня, только чтобы сообщить эту информацию. Значит, я так понимаю, дружище, тут должна быть и другая причина, по которой ты вдруг выдернул меня из-под теплого одеяла. Не так?
Подобного вопроса, разве что в более мягкой форме, Тоха ожидал. А потому ответил с готовностью:
— Давай я тебе пока не буду отвечать на этот вопрос. Без обиды. Ладно?
О том, что вечером в своем почтовом ящике он обнаружил конверт с игральной картой, на которой была выведена цифра «3», он говорить не стал. Тоха уже прекрасно понял, да это вообще трудно было бы не понять, что в карточках зашифрован какой-то глубокий смысл, но не мог понять, какой именно. И это его пугало, пугало до липкого пота. Он уже начал бояться почты, он начал вздрагивать от телефонных звонков, он начал со страхом смотреть на верного Капельку, когда тот появлялся в поле его зрения.
Между тем Игорь Дмитриевич от души рассмеялся.
— Да какие тут обиды, Антишок? Чего, в самом деле обижаться, если и без того знаешь ответ?.. Дело в том, что все они: и тот мелкий бизнесмен, и киллер Бык на стройке, и этот наркоторговец — все они люди твоей команды. Не так?.. Так. А потому ты сейчас так дергаешься, потому и узнаешь о происходящем раньше меня…
В машине зависла пауза. Антон Валерьевич не ожидал такого поворота разговора. А потому молчал.
— Ладно, Тоха, пошумели, потрепались, построили из себя невинных девочек — и хватит, — твердо сказал Крутицкий. — Давай-ка вернемся к нашим баранам… Где сейчас этот твой наркоторговец?
— В морге, — нехотя отозвался Тоха. — После того, что случилось, он был обречен.
— Наверное, — согласился Игорь Дмитриевич. — И кто его туда спровадил?
— Пока не знаю, — ответ прозвучал неискренне. — Там к нему одновременно приехали разбираться две банды, популяли друг в друга… Куча трупов, две машины в решето… Там сейчас орудует выездная следственная бригада из местного райотдела. Я тебя везу туда же, чтобы ты сам на месте посмотрел, что там и как… Согласись, что это веский повод, чтобы вытащить тебя из постели. Или нет?
— Для тебе — наверное, — пробурчал Крутицкий.
— Для тебя, должен напомнить, тоже, — огрызнулся Тоха. — Слушай дальше… Во время перестрелки Петруччо и замочили…
— Ну конечно, а он стоял и кричал: «Передайте Тохе, что это меня Валентин подставил!», — съязвил Игорь Дмитриевич. — А там случайно мимо проезжал на машине твой знакомый и передал тебе эти слова.
Однако Антон Валерьевич был слишком тертым калачом, чтобы долго пребывать в растерянности.
— Ну ладно, Игорек, коль уж мы пошли в открытую… Ты мне его, Валентина этого грёбанного, только достань! И «Мерседес» твой. Новьё…
— Эх, Тоха-Тоха, — столь же искренне вздохнув, отозвался Игорь Дмитриевич. — Будь моя воля, я бы вас всех скопом к ногтю… Да вы ж себе лично и своим подручным депутатскую неприкосновенность придумали и за ней укрылись, как за каменной стеной… Другие двойное-тройное гражданство заимели. Третьи за границей укрылись…
— Ну а ты-то чем лучше? — огрызнулся Тоха. — Христосик выискался, мать твою растак!
— В том-то и дело, что не лучше, — признал, вздохнув, Крутицкий. — Потому и сижу я тебя в машине… Как говорится, одним миром мазаны… Вы активно воруете, мы вам продаемся, всякие Петруччо вам прислуживают… Всю страну по миру пустили, разворовали-разрушили… А скажи-ка мне, только честно, Антон: ты никогда не думал о том, что мы с тобой детям, внукам своим, следующему поколению оставим?
Тоха пожал плечами. Протянул руку в миниатюрный бар, взял свою бутылочку, однако она оказалась пустой. Тогда выцедил себе в рюмку остатки коньяка из посудины Крутицкого. Вылил их в рот.
— Задумывался, конечно, — только после этого заговорил он негромко. — Только ведь, Игорек, не мы с тобой мир таким создали, не нам с тобой его и исправлять… Сейчас ведь жизнь сам знаешь какая: или ты сволочь — я дурак, или наоборот. Богатый негодяй — бедный честный. Преуспевший нувориш — нищий бюджетник… Ну и так далее. Серединки-то, Игорек, у нас нетути, вот в чем загвоздка!.. Я свой выбор сделал: с точки зрения патриотов своей страны я негодяй, с точки зрения простого человека я подлец, с точки зрения бюджетника я зарвавшийся буржуй… Что ж, в какой-то степени так оно и есть. Только мне очень не хочется быть среди тех, кто месяцами и годами ждет от государства погашения долгов. Мне приятнее свои деньги — и от государства, и от своей коммерческой деятельности, которой мне государство заниматься запретило, однако смотрит сквозь пальцы на то, какие доходы я получаю со стороны — так вот мне свои деньги приятнее получать вовремя и сполна. Как говорится, лучше быть богатым, но здоровым, чем бедным, но больным. Или ты считаешь иначе?.. Нет, Игорек, лучше уж я самолично буду решать, сколько обронить в какую статью бюджета: сколько на науку, чтобы она тлела, но не горела, сколько на оборону, чтобы она поскорее совсем развалилась, сколько пенсионерам, чтобы они поскорее переселились на тот свет, а сколько твоему ведомству, чтобы при необходимости легче было бы тебя и твоих коллег подкупать… Потому мне и служат, потому на меня и работают: Васька-Рядчик, потому что я ему даю деньги, Ленька-Бык, потому что обеспечиваю его работой, Петруччо, потому, что я его обеспечиваю клиентурой, какой-нибудь Карабас-Барабас за то, что снабжаю дешевыми продуктами, ну а вы, бюджетники, только за то, что вам иногда перепадают крохи с моего стола… Только не обижайся, Бога ради, Игорек, я немного утрирую, чуточку передергиваю, малость ёрничаю, капельку подтасовываю… Но ведь в целом это все правда, Игорек!.. Вот ты спросил о детях. У меня их четверо: двое законных и двое на стороне. Так будь уверен: они у меня ни в чем не нуждаются и нуждаться не будут. И я кругом получаюсь негодяй… А вот ты лучше скажи: что ждет твоих? И кто ты в их глазах, со своей честностью?.. Что ты им после себя оставишь?.. Так кто больший подлец в глазах собственных детей?
Игорь Дмитриевич ответил не сразу. Потому что и сам, по большому счету, страшился завтрашнего дня. Через полтора года ему предстоит увольнение на пенсию. И что там? Да, конечно, пенсия у него не такая нищая, как у инженера или учителя, но все же на нее тоже не очень-то проживешь. Двое детей — и мало надежд, что в обозримом будущем кто-то из них получит от государства квартиру. Купить жилье не за что… А значит нет ни малейшего сомнения в том, что они со своими семьями будут жить с ним, на кухне станут грызться три хозяйки… И ему придется на старости лет всей своей загрубевшей на фронтах борьбы с преступностью шкурой ощущать общее, направленное против него настроение младшего поколения Крутицких, которое можно выразить пушкинским: «Когда же черт возьмет тебя?»…