Шрифт:
Елена Холмогорова
Трио для квартета
Маленький роман
Елена Холмогорова родилась в 1952 году. Историк по образованию, автор трех книг исторической прозы. В литературных журналах печатались ее повести и рассказы: "Сиротская зима" ("Континент"), "Картинки с выставки" ("Дружба народов"), "Женатый ветер" ("Нева"). Живет в Москве.
Таинственной невстречи
Пустынны торжества...
Анна Ахматова
Кому не знакома эта зимняя обманка: просыпаешься, за окном темно, и нет никакого тайного знака, чтобы понять: глубокая ночь, раннее утро или вот-вот грянет не подлежащий обжалованию резкий, гадкий, ненавистный звон будильника. Несложно, конечно, посмотреть на часы, благо стрелки светятся мертвенной фосфорной зеленью, но сознательно оттягиваешь этот момент - вдруг можно опять зарыться поглубже в нагретое за ночь одеяло.
Когда Маша была маленькая, подарки
Всенародная скорбь, естественно, не обошла стороной и роддом, у акушерки, как казалось бедной роженице, дрожали руки, медсестра тихо шмыгала носом, и любая радость по поводу появления на свет нового человека казалась неуместной и безнравственной. Все говорили вполголоса, крик младенцев звучал кощунственно. Вопреки обыкновению тумбочки не были украшены букетами - все, что цвело, двигалось в одном направлении - к Колонному залу.
Но не такова была наша бабушка Оля, Олюня, или, как звали ее внуки, Балюня. "Сдох, кровопийца, - шипела она, к ужасу мамы.
– Гореть тебе в аду за всех, за всех!" Она сжимала свои изящные руки в маленькие кулачки, так что ногти отпечатывались на ладонях. "Чтоб тебе..." Мама никогда не видела ее такой и даже испугалась. Конечно же, она знала, что отец ее, любимый и единственный Балюнин Женюшка, сгинул в лагере, что, спасаясь от участи жены врага народа, Балюня бросила все и, схватив ее, шестилетнюю, сбежала к двоюродной сестре в глубокую провинцию, во Ржев, где застала их война, и только чудо помогло вырваться из полуразбомбленного города. При обыске у деда нашли портрет Николая II, так в протоколе и написали: "хранил портрет руководителя царской власти", наверное, пришили какую-нибудь монархистскую организацию. Да кто ж теперь узнает... Смерть Сталина так глубоко потрясла Балюню, что можно было подумать, она изумлена самим этим фактом - вождь казался бессмертным. С ней сделался род помешательства, как будто смерть была специально придуманным для тирана наказанием, а не ожидала каждого.
Она очнулась, лишь когда у мамы начались схватки. Горшочек махровых узамбарских фиалок, появившийся на маминой тумбочке, насторожил соседок. Когда же мама сказала, что назовет дочку Машей, отчуждение усилилось: из четырех рожениц трое решили, что дочери будут Сталинами, а одна выбрала Светлану: раз, мол, назвал так дочку, значит, это было его любимое имя.
Зато хорошей музыки было вдоволь! Она лилась из всех репродукторов: Шопен, Третья симфония Рахманинова, Шестая Чайковского, его же трио "Памяти великого артиста"... Музыка для Маши с детства делилась на "зимнюю" и "летнюю". Зимой - это вестибюль Большого зала Консерватории, где Балюня всегда сдавала пальто в первом окошке гардероба слева и непременно требовала, чтобы Маша переодевала туфли, а еще - снежинки в желтом круге фонаря, когда мама водила ее в "вечерние музыкальные классы". А "летняя музыка" - совсем другая, не запертая в помещении, а несущаяся из окон Гнесинского училища во двор, знаменитый столетним вязом, где она любила гулять с подругами, и все удивлялась, как звуки сливаются в немыслимую какофонию и в то же время не мешают друг другу. И еще расстроенное пианино на соседней даче, где полузнакомая толстая девочка все каникулы вымучивала этюды Черни.
А вот когда родилась Верочка, все было по-другому. Море цветов, поздравлений. Верочка... Наверное, позвонит первая, прямо с утра.
Маша еще не открывала глаз, но сквозь веки чувствовала, что уже светло. Март, почти весна, так что теперь не темнота, а свет обманчив - не знаешь, пора ли вставать. С другой-то стороны, всегда иметь день рождения в выходной - благо. Вот Верочку Наташа родила в воскресенье и страшно всех насмешила, написав из роддома гордую записку, как она здорово сделала, что у дочери (тогда еще безымянной) день рождения всегда будет в выходной. Маша отвозила очередную передачу и ждала внизу как раз эту самую записку, когда спустилась нянечка с предыдущей порцией посланий, и вдруг немолодая женщина в пуховом платке зарыдала, запричитала: "Ох, да что ж я теперь зятю-то скажу-у-у". Все разом замолчали, а нянечка подошла к ней и стала похлопывать по вздрагивающей спине: "Ты что, милая,
Маша все-таки заставила себя скосить глаза на часы. Девять. Пора бы подниматься, но можно и поваляться чуть-чуть. Да, Верочка, конечно, позвонит, племянница любимая, ее отец Сережка - единственный брат, общая их Балюня. Вот и вся семья. Мама умерла семнадцать лет назад, у отца была другая семья, но и он давно умер. Как все-таки дико: Балюня пережила дочь. Маша помнила ее, окаменевшую, на похоронах и уже тогда старую. А сейчас Верочка прабабку суперстарой дразнит, хорошо у той с чувством юмора - полный порядок, как и вообще с мозгами. Кто же еще поздравит? Надюша, подружка задушевная, Володя по мобильнику, когда с собакой гулять пойдет или в булочную жена погонит, - вот, пожалуй, и весь обязательный ассортимент.
За окном было пасмурно, но столбик термометра неуклонно полз вверх, к нулю. Ветер гнул верхушки тополей, раскачивал провода, и Маша похвалила себя за предусмотрительность - с утра не надо бежать ни за хлебом, ни за чем-нибудь праздничным к чаю.
В ванной простояла перед зеркалом дольше обычного. В детстве она всегда вглядывалась в свое отражение, пытаясь увидеть, какие перемены принес новый год ее жизни. Что ж, для сорока семи совсем недурно. Размеры, конечно, не 90-60-90, но и не тумба бесформенная, морщины только наметились, волосы, увы, отчетливо тона "медно-золотистый" фирмы "L'Oreal", но густые... И вообще - ничего себе. Вполне. Следующим пунктом деньрожденной программы была экскурсия по квартире. Одну комнату полностью съели книги и цветы - огромные пальмы, фикусы, кактусы и нежные гиацинты, фиалки, гортензии. Маша не прилагала особого труда, но почему-то цветы в ее доме выглядели ухоженными, как в оранжерее. Эту комнату она называла кабинетом, хотя работала в ней нечасто, а обычно читала или смотрела телевизор, устроившись с ногами на тахте, купленной в свою пору специально для Верочки, часто остававшейся у нее ночевать. Иногда и гостей здесь чаем-кофеем поила за журнальным столиком под неправдоподобно разросшейся пальмой. Вторая была довольно безликой, просто "комнатой", без особого названия и функций. Зато кухня составляла предмет ее особой гордости и постоянной заботы: она все время что-то усовершенствовала, меняла, обновляла. Все очень хвалили ее квартиру, и сегодня Маша сама осталась довольна "утренним обходом".
Только-только она налила себе чашку кофе, раздался звонок в дверь. Она никого не ждала, поэтому, прижавшись к глазку, грозно спросила:
– Кто здесь?
– Барышникова Мария Александровна здесь живет? Фирма "Флора-сервис", доставка заказанных цветов на дом .
На лестничной площадке, маленький, как в перевернутом бинокле, топтался человечек с запакованным цветочным горшком в руках.
– Но я ничего не заказывала.
– Здесь вложена визитная карточка клиента, сделавшего заказ, - объяснил лилипут и предположил: - Наверное, подарок вам к Восьмому марта.
Машин правый глаз, почти касавшийся стекла, уже ныл, стало любопытно, как будто в дверном отверстии показывали какой-то иностранный фильм - "а вот и посыльный с цветами" - и она отперла.
– С праздником вас. Распишитесь, пожалуйста.
– У меня сегодня день рождения, - сказала Маша, как бы заглаживая неловкость: держала человека при исполнении служебных обязанностей на лестнице, за лилипута приняла, хотя оказался он среднего роста... "Интересно, полагается ли в таких случаях давать чаевые", - подумала она, но тот, на ходу попрощавшись, уже входил в распахнувшиеся двери лифта.
Под шуршащей бумагой оказалась цветущая карликовая магнолия. У Маши аж сердце зашлось: сколько она простояла перед ней в магазине, но треть зарплаты выложить, естественно, не могла. "Ее надо пересадить в больший горшок, дренаж, удобрения и поближе к свету поставить".
– Она ринулась в комнату присмотреть местечко и вдруг остановилась: открытку надо бы прочитать.
Трогательно все-таки! Запомнил, а ведь в цветочный сто лет назад заходили, еще перед Новым годом, когда они с Митей ехали поздравлять их старую учительницу. (Кстати, вот еще кто позвонит непременно - Митя!) Верочка Володю терпеть не может, окрестила "подновленным русским", для "нового", мол, кишка тонка, да и кошелек не по всем швам трещит. Девичий максимализм! Нет бы радоваться, что у тетки какая-никакая личная жизнь. А что он женат, даже и хорошо: обязательств ноль, одна приятность два-три раза в месяц. Телефон. День начался. Позвонила Верочка, потом Сережа, Балюня, Надюша, Володя, Митя и несколько непременно каждый год набегающих случайных людей, не дававших о себе знать долгими месяцами, а потому претендующих на длинные, подробные разговоры.