Трио для квартета
Шрифт:
И вот теперь - подай ей калач! Филипповской булочной Маша не узнала. Во-первых, большую часть съела кофейня, во-вторых - помимо хлеба чем там только не торговали... Калачей не было. Идиотство, конечно, но настроение у нее испортилось: Балюня будет ныть, не могла, мол, мою просьбу выполнить, и, что самое обидное, еще не поверит, что Маша специально в Филипповскую моталась. В сердцах Маша даже не стала ничего покупать, хотя очень привлекательно выглядела ее любимая пахлава и той же Балюне неплохо было бы купить экзотического зефира "крем-брюле".
Почти у самого выхода ее окликнули.
– Нашего полку гурманов-кофеманов прибыло!
– крикнул он еще за несколько шагов. И подойдя к ней: - Здравствуйте, Маша.
На нем были темно-синий плащ, шарф в мелких турецких огурцах и до блеска начищенные ботинки - выглядел он элегантно, что ему Маша и сообщила, когда они отошли к огромной витрине.
– О вас и не говорю. Молча восхищаюсь.
Митя учился с Володей в одном классе. После школы, как это обычно и бывает, потеряли друг друга на многие десятилетия. Жизнь прошла. И только три года назад, когда их старая московская школа праздновала ни много ни мало столетний юбилей, они встретились. Митя очень смешно рассказывал про это торжество: "Сколько баб незнакомых перецеловал! Подходит: "Ты меня узнаешь?" А я человек воспитанный, понимаю, что женщину нельзя больнее ранить, чем не узнать, пусть даже через тридцать лет. Поэтому я: "Ну что ты, конечно, узнаю". И целоваться. А она: "Ты, Сережа (Саша, Петя и так далее), тоже совсем не изменился". Приехали... И так - раз двадцать".
На вечере Володя среди прочего не упустил возможности прихвастнуть своим ранним инфарктом, мол, у нас, бизнесменов, по статистике со здоровьем хуже некуда. Но не повезло ему - Митя оказался врачом. Инфаркт не был оценен в достаточной мере. Володя не сдавался - заговорил о том, что от бесконечных бумаг и колонок цифр плюс компьютер совсем плохо у него с глазами, день ото дня теряет зрение. И попал в точку. Митя, как выяснилось, был врач-окулист. Володя сходил к нему на консультацию в глазную больницу, и отношения возобновились.
– Я, Маша, как многие одинокие мужчины, гурман и немножко кулинар. Сюда после работы забегаю за круассанами - нигде таких нет. А как хорошо утром рогалик этот маслом намазать и с кофейком на завтрак... Кстати, кофе тут вполне приличный. Позвольте угостить?
Маша согласилась с радостью - надо было поднять настроение. Митю она любила, хотя с первой же встречи между ними возникла какая-то странная, нет, не напряженность, а туго натянутая струнка, по которой, как по телеграфному проводу, бегали слова - туда и обратно, вопрос-ответ. И каждая реплика была значимой, даже самая пустяковая. Маша не понимала, в чем дело, но Володе не говорила - толстокожий, ему такого не объяснишь.
Митя тем временем вошел в роль обходительного кавалера, с превосходством знатока советовал непременно отведать здешний каппуччино и заказал немыслимой красоты пирожные.
– Прямо-таки архитектурный шедевр, жалко вонзать ложку.
Маша произносила какие-то пустые вежливые слова, получала сходные в ответ и краем сознания не переставала изумляться: почему, ну почему с таким трудом идет гладкий, никчемный разговор. "Может быть, - подумала она, - все дело в той
– Я мальчишкой около года провалялся в больнице с костным туберкулезом. Это имело, как минимум, три следствия: остался хромым на всю жизнь, твердо решил стать врачом и безнадежно отстал в учебе, школу окончил еле-еле. Хотя нет худа без добра - белый билет и мамина поддержка дали мне возможность за год подготовиться к вступительным экзаменам. Но я не о том. В больнице прочитал "Фиесту". И что там коррида, прочая экзотика - ерунда, а как мечталось на казенной больничной койке в гипсовом корсете-саркофаге сидеть в кафе за чашечкой кофе, а потом перейти с друзьями в другое. Да что объяснять...
– Да, я тоже помню. Читала, как про марсианскую жизнь. Даже завидно не бы
ло - так недостижимо.
– Когда все эти заведения стали расти, как грибы после дождя, я подумал, что вот молодым повезло, нам в эту красивую жизнь вход заказан. А выяснилось - ничего подобного. Я частенько захаживаю в разные места кофейку попить и вовсе не чувствую себя динозавром.
Маша оттаяла, каппуччино и впрямь был хорош, солнечная лента перерезала столик по диагонали, и некупленный калач казался ничтожной досадной мелочью.
– Когда моя племянница Верочка была маленькая, она как-то спросила прабабушку: "А когда ты была маленькая, динозавры еще были живые?"
Посмеялись. Поговорили про трудности Митиной больницы, про то, заслуженна ли слава Святослава Федорова и объяснимо ли с научной точки зрения, что у Маши так буйно растут цветы.
– Маша, мне не хотелось бы приземлять разговор и уводить его в сторону от версий особой ауры, но я врач, а потому прямолинеен и жесток: не пригласить ли вам специалиста из МЧС с дозиметром - не повышена ли у вас в квартире радиация?
– Да ну вас, Митя, нельзя быть занудой, хотя идея действительно любопытная.
– Еще кофейку?
– Нет, спасибо. Пожалуй, пора идти.
Маша тут же пожалела о сказанном. На самом деле ей совершенно не хотелось никуда идти и она в очередной раз отчетливо почувствовала пресловутую оборотную сторону свободы: торопиться было некуда, ни ее, ни Митю никто не ждал. Слова обрели смысл, перестали быть точками-тире телеграфной азбуки Морзе, к чему было это обрывать... И, пойдя на поводу у возникшей легкости, Маша вдруг нарушила табу:
– Митя, а что бы вам не жениться?
– Да где ж ее найдешь, жену-то?
– А вот говорят, кроме шуток, что сейчас есть брачные агентства не пошлые, а серьезные и толковые. Может быть, вам туда обратиться?
Митя резко и громко втянул в себя воздух, как тяжеловес, намеревающийся рывком взять на грудь многопудовую штангу, и выдохнул, глядя Маше прямо в глаза:
– А вам, Мария Александровна?
Она даже отшучиваться не стала. Струнка вновь натянулась, они вежливо простились и отправились в свои одинокие логова.