Трио для квартета
Шрифт:
– Сережка, а тебе не странно, что ты взрослый, почти дедушка, и ни мамы с папой, ни Балюни уже нет?
– Еще как! Все думаешь, вот-вот жизнь настоящая начнется, а на самом-то деле она давно катится под уклон...
Маше хотелось вызвать брата на доверительный разговор, после смерти Балюни образовалась пустота, которую никто, кроме кровных родных, не мог занять.
– Помнишь, Балюня говорила: "Друзей выбирают, а родственников - нет". Интересно, муж и жена не родственники, потому что их выбирают?
– Не знаю, наверное.
– А все-таки почему мы с тобой, Сереженька, оказались одинокими, как ты думаешь? Нормальные
– Думаю, случайно. Что такое брак? Одна встреча. Клубится некое броуновское движение - пересекутся траектории или нет. Вот ты не спрашиваешь, куда мы направляемся, а мы уже почти приехали. Смотри, ничего не узнаешь?
Маша вертела головой то вправо, то влево, но ничего знакомого не видела. Вокруг тянулись заборы какого-то дачного поселка, и вдруг в просвете между домами мелькнуло водное зеркало, причал и сосны, сосны, сосны...
– Лунёво!
– закричала она, и сердце дернулось, как будто нежданно исполнилась главная мечта ее жизни.
– Господи, неужели Лунёво?!
Сережа остановил машину и сказал очень серьезно:
– А теперь подумай хорошенько, готова ли ты увидеть, что мест твоего детства уже нет, а все занято двух-трехэтажными каменными джунглями, где обитают новые русские?
– Нет, что-нибудь да осталось.
– Я прямо боюсь тебя выпустить, страшусь энергии возможного разочарования.
Но Маша уже открыла дверцу и вылезла из машины. Пусть ничего не осталось, но почему ей хочется снять туфли и идти босиком, лечь ничком на молодую траву, почему все горести и ошибки кажутся поправимыми?..
Пристань изменилась мало, разве что палатки выглядели посовременнее и торговали в них вполне пригодными в пищу хот-догами, шаурмой и прочими закусками. Они сели за столик, съели по куску пиццы с пепси-колой и набрались храбрости на десятиминутный марш-бросок, взяв друг с друга слово не приходить в отчаяние, что бы им ни привелось увидеть.
Двадцать лет - не срок для протоптанных дорожек. Конечно же, тропинка была закована в асфальт, но все ее изгибы были целы, и те же сосны по бокам: справа раздваивающаяся, похожая на лиру, слева - обвитая диким виноградом. А вот и край деревни. Первый забор каменный, высоченный - даже дворца не видно, зато напро
тив - за покосившимся штакетником - зеленая с белым наличниками изба.
– Сережка, помнишь, здесь Лаврик жил, ну, о котором Балюня вспомнила, который бутылку с осой разбил?..
– Какую еще бутылку?
– Не важно, но дом-то цел!!!
Они не сговариваясь остановились. Теперь всего сотня-другая шагов отделяла их от цели.
– Мы с тобой волнуемся, как первопроходцы на Северном или Южном полюсе, которые собираются водрузить флаг и оттягивают этот момент, потому что слишком долго его ждали, чтобы он стал прошлым.
– Не знала я, братец, что ты такой романтик. Смелее, вперед!
Так, дурачась, они прошли мимо шикарного каменного особняка, глядящего на улицу бетонными плитами ограды и воротами гаража, и замерли: у знакомого заборчика на посеревшей лавке сидела, подставив лицо солнышку, постаревшая, но все та же тетя Тоня.
Началось с того, что она вдруг потеряла аппетит. Совсем. Не могла заставить себя съесть даже самое вкусное, самое любимое. На третий день Маша забеспокоилась: не было сил двигаться и работать, а главное - уж очень было это на нее не похоже. Сколько лет кряду все попытки выдержать диету спотыкались об очередной стресс, который неудержимо требовалось заглушить чем-нибудь калорийным. А теперь
Кто-то толкнул ее, извинился. Маша опомнилась: стоит столбом с пустой тележкой в узком проходе и всем мешает. Начала хватать все подряд: бананы, яблоки, виноград.
Дома попыталась поесть, насильно запихнула в себя, почти не разжевывая, ба
нан - пустой желудок ответил благодарным урчанием. Решила натереть яблоко - можно сразу глотать. Из-под ножа поползла, завиваясь, аккуратная лента, лента Мёбиуса. Яблочное пюре - пища здоровая и полезная.
На следующее утро она поняла, что на работу не пойдет, вообще ни за что не встанет с кровати. С трудом заставила себя позвонить секретарю и соврать, что сильно чем-то отравилась и день-другой побудет дома. А потом выходные. А дальше будет видно.
Хорошо иметь в семье врача! Сережа твердо сказал, что о работе в таком состоянии не может быть и речи, бюллетень он ей сделает, пусть не волнуется, а главное - выпишет рецепт, маленькие бордовые таблетки, и через неделю порядок. "А пока не заставляй себя ничего делать, хорошо бы только на улицу выходить. Кстати, таблетки нужные есть только на "Юго-Западной", съездила бы сама, а?"
Маша была, конечно, благодарна брату, но хотелось капризничать, как маленькой, ныть: "Не хочу бордовые таблетки, хочу зелененькие, из травы гелений, гореусладное зелье; не хочу никуда ехать, принеси домой", но она сдержалась.
С полдороги пришлось возвращаться - рецепт оставила на тумбочке в передней, "пути не будет". В метро все люди казались какими-то особенно противными, прикосновения чужих тел, проталкивающихся к выходу, вызывали брезгливость, и Маша была рада оказаться на ведущем вверх эскалаторе - по крайней мере, у нее здесь была своя ступенька. "Вниманию молодых и красивых, - вдруг раздался утробный голос из-под лестницы, - спешите, не упустите свой шанс".
– "А мне уже некуда спешить, - скорее машинально, отметила она.
– Модельное агентство едва ли мной заинтересуется. Молодости и красоты у меня нет".
В аптеке пожилая провизорша терпеливо растолковывала обнимающейся парочке, что втирать мазь надо в определенном направлении, по ходу нервного ствола, иначе толку не будет. "Вот вы ей скажите, чтобы больше под вентилятором не сидела, совсем скособочит. А то жарко ей, видите ли..." грубовато-ласково кивнул парень на свою спутницу.
Маша спросила у провизорши, нельзя ли проглотить лекарство прямо здесь, без воды, таблетка ведь маленькая и гладкая, собственно, не таблетка, а драже. Можно было, конечно, спокойно потерпеть до дома, ей просто захотелось услышать обращенный к себе голос. Провизорша принесла теплой воды в мензурке и, как показалось Маше, посмотрела на нее очень сочувственно.