Триптих
Шрифт:
Восьмая. Я мать, которую ты не видел, Пелегрин, я умерла, дав тебе жизнь.
Девятая. Я смерть.
Пелегрин. Знаю…
Последняя. Я твоя плоть, твой ребенок, Виола, которой суждено все узнать снова и все снова начать.
ОПЯТЬ ОНИ ПОЮТ
Пьеса-реквием
@Перевод А. Карельского
(в порядке появления на сцене)
Герберт
Карл
Священник
Мария
Учитель
Лизель
Лейтенант
Другой
Радист
Эдуард
Томас
Ефрейтор
Капитан
Бенджамин
Женщина
Привратник
Старик
Дежурный
Мальчик
Дженни
Сын капитана
Герберт, офицер, и Карл, солдат.
Герберт. Через час уже будет ночь… Надо выбираться отсюда; задание мы выполнили.
Карл. Да, через час уже будет ночь…
Герберт. Что с тобой?
Карл. Задание мы выполнили…
Герберт. Ты так смотришь, будто самого себя расстрелял!
Карл. Теперь надо выбираться отсюда…
Герберт. Да, вот как только поп закончит и зароет могилу…
Карл. Задание мы выполнили…
Герберт. Ты уже в третий раз это говоришь!
Карл. Весной, когда растает снег, весной я поеду домой на побывку… весной, когда раскроются почки и пригреет солнце, обнажится и эта могила. Мы можем приказать попу: рой могилу, столько-то в длину, столько-то в ширину, да поживей! Мы можем приказать ему: а теперь закапывай ее, да поживей! Мы можем все приказать в этом мире, все — только не траве; мы не можем приказать траве, чтобы все ею поросло, да поживей. Люди увидят могилу — столько-то в длину, столько-то в ширину… весной, когда растает снег, весной, когда я буду сидеть дома и есть мамино печенье.
Герберт. Закури! (Дает ему сигарету.)
Карл. Спасибо… Печенье… Они целый год экономили муку и сахар на это печенье!
Герберт дает ему огня.
Когда я был маленьким, я так любил домашнее печенье… Герберт. Кури и не болтай ерунду; ты устал, Карл.
Карл. Весной я поеду домой на побывку.
Герберт. Нам все можно, только уставать нельзя и голову терять тоже — это нам ни к чему. Карл, понимаешь, ни к чему.
Карл. Через час будет ночь… Мария пишет, что она уже слышала ласточек. Это сейчас-то! И видела бабочек! Сейчас-то! Пишет, что ручьи ждут нас в отпуск, ждут еще под снегом…
«Вновь косынкой голубой
В облаках весна махнула».
Ты знаешь Мёрике? [2]
Герберт. Может, даже лучше, чем ты.
Карл. Я его так люблю.
Герберт.
«Дымом, детством вдруг пахнуло
Над притихшею землей.
А в снегу цветок
Замер в ожиданье.
Арфы звук и робок и далек…
Ты идешь, весна,
То твое дыханье!»
Тишина.
Карл. Герберт, можешь
2
Мёрике Эдуард (1804–1875) — немецкий поэт.
Герберт. Тебе-то что за дело?
Карл. Я же их расстреливал…
Герберт. Это были заложники.
Карл. Они пели. Ты слышал, как они пели?
Герберт. Теперь отпелись.
Карл. Они пели — до последней секунды.
Герберт (всматривается туда, откуда они пришли). Представляю, какую легенду из этого сделает поп! Если мы позволим ему болтать. Если мы оставим его в живых.
Карл. Герберт!
Герберт. Ну что?
Карл. Ты хочешь сказать, что и попа…
Герберт. Он копает так старательно, будто сажает луковицы, и какие редкие луковицы! Весной, Бог даст, из них вырастут тюльпаны!
Карл. Герберт, поп же ни в чем не виноват…
Герберт. А заложников мы спрашивали, виноваты они или нет? Он закапывает их так, будто в самом деле верит в их воскресение; вон, еще камешки выбирает!
Карл. Герберт, поп ни в чем не виноват…
Герберт (снова поворачивается). Ты обратил внимание на эту изумительную фреску? В средней апсиде?
Карл. Какую фреску?
Герберт. Ну, распятие и воскресение, не помнишь, что ли? Стоящая штука, византийской школы, должно быть, века двенадцатого, и как сохранилась… Я сразу вспомнил твоего отца, Карл.
Карл. Почему?
Герберт. Господин учитель — если бы он это увидел, — он бы прямо ахнул. И прочел целую лекцию: все эти фигуры, — помнишь, как он говорил? — они стоят здесь не на фоне случайного ландшафта, который их породил и обусловил; они стоят на фоне вечности, а это значит — в безусловном ореоле духа… И так далее.
Карл. Почему ты говоришь об этом сейчас… именно сейчас?
Герберт. Я все время вспоминаю господина учителя… Что бы я ни увидел, я все время представляю себе, как бы он про это сказал, с его эрудицией. Я имею в виду — все прекрасное. Он же всегда говорил только о прекрасном. Как, кстати, он там себя чувствует?
Появляется священник.
Ну что, папаша?
Священник. Они зарыты.
Герберт. А ты?
Священник. Я зарыл их, как ты приказал.
Герберт. Какой ты исполнительный!
Священник. Да покоятся они с миром.
Герберт. А ты?
Священник. Я не понимаю.
Герберт. Чего ты не понимаешь?
Священник. Зачем Господь вас послал.
Герберт. Ты, значит, думаешь, что нас послал Господь? (Подходит к нему.) Поклянись, что не будешь болтать, когда мы уйдем. Клянись.
Священник. Клянусь.
Герберт. Поклянись, что ты ничего не видел собственными глазами.
Священник. Ты же завязал мне глаза.
Герберт. Клянись!