Трисс Воительница
Шрифт:
— Своих родителей я не помню. Помню только, что с юных лет был рабом Рифтгарда. Ужасное место, скажу я вам. Находится далеко на севере, за большими морями. Королем тогда был жестокий хорек по имени Саренго. Лютый был зверь. Не было ни одной живой души, которая бы ему не повиновалась. Я приглянулся ему из-за своего золотистого меха. И он сделал меня своим личным рабом. Мне еще повезло. Остальным приходилось куда хуже. Сын Саренго, ленивый толстый хорек по имени Агарну, жестоко их истязал.
Однажды Саренго на своем большом корабле, который назывался «Морской клык», отправился в далекое путешествие. Кроме отряда крыс-стражников, он взял с собой меня и сына Агарну. Тот не хотел ехать, но его заставил король. У Саренго была карта с планом местности, которую, по слухам, он раздобыл разбоем у каких-то пиратов. И кой-кого из них при этом даже убил. Он собирался напасть на аббатство. Правда, на карте его местоположение не значилось. Имелось только описание пути, который пролегал от западного морского побережья вдоль реки к Стране Цветущих Мхов. Ходила молва, что Рэдволл — большой красный замок с множеством удивительных вещей, вроде волшебных мечей, ценных гобеленов и больших колоколов.
— Чего только крысы-пираты не выдумают! С каждым годом их рассказы все невероятней и дальше от истины, — улыбнувшись и помахав хвостом, заметил Командор отцу настоятелю. — Ха, волшебные мечи и большие колокола!
Кивнув выдре, аббат велел Могаку продолжать.
— Но на карте все-таки было обозначено одно место. Говорилось, что в нем находятся сокровища барсуков. Это была подземная крепость Брокхолл, или так называемый Барсучий Дом. Дескать, о ней уже давным-давно все позабыли. А в свое время лорды Барсуки там прятали от врагов свои сокровища.
— Чушь, да и только! — бросила в свою очередь Мэлбан, но аббат взглядом заставил ее соблюдать молчание.
— Так вот, поскольку это место было обозначено на карте ясно, то Саренго решил прежде всего посетить его. Поверьте, это был не простой поход, но мы его совершили. Беда была только в том, что так называемый Барсучий Дом к тому времени облюбовали ядовитые змеи. Вернее сказать, взрослая змея со своими тремя гаденышами. Король Саренго был зверем не промах. Исследовав окрестности на протяжении нескольких дней, он обнаружил, что Брокхолл имеет два выхода.
— А как вы об этом узнали, Могак? — перебил его Крикулус. — Что навело вас на эту мысль?
— Наберитесь терпения, и скоро узнаете, — подмигнув старику-землеройке, заверил его золотистый хомяк. — Саренго напал на таинственную крепость с восточного входа. А своего сына вместе с несколькими стражниками направил к западному. Однако он просчитался. Заключенный в тиски гадюкой, Саренго ждал помощи. Но Агарну оказался трусом. Увидев отца в таком положении, он бросился мимо него к выходу. Я видел это собственными глазами. Саренго сам дал мне карту, где значился секретный вход. И велел охранять его насмерть.
— Прости, что перебиваю, дружок. — Подняв лапу, аббат слегка подался вперед. — Позволь узнать, эта карта находится на этом самом свитке, который ты прихватил с собой?
— Да, ваше первосвященство, — торжественно помахал свитком хомяк. — Но погодите немного, я еще не все вам рассказал. Саренго слыл непревзойденным бойцом. Хотя он сам погиб, но прихватил с собой на тот свет и гадюку. Они ушли из жизни, как говорится, в одной связке. Три маленьких гаденыша умертвили многих крыс-стражников. Из наших уцелело только шестеро, не считая Агарну и меня. Много зим и лет сменили друг Друга с тех пор. Я жил один в Лесу Цветущих Мхов, избегая всех и вся. Потому что не знал, кто друг, а кто — враг. Боялся, что в один прекрасный день Агарну с крысами вернутся из Рифтгарда за сокровищами, а также затем, чтобы похоронить старика Саренго. Мне было страшно вновь попасться им на глаза. Потому что я познал цену свободы. Теперь я здесь. Среди честных и добрых зверей и вкусно приготовленной пищи. Надеюсь, вы позволите мне у вас остаться. Я всего лишь бедный старый хомяк. Я не доставлю никаких беспокойств ни одному зверю в этом аббатстве.
— Конечно оставайся, — дружелюбно похлопал его по лапе аббат. — Уверен, что ты внесешь ценный вклад в историю аббатства. Значит, белый призрак и гигантзмей сцепились воедино навеки! Это весьма проясняет рассказ Меховичка. Выходит, наш малыш говорил правду. Ну а теперь, Могак, позволь взглянуть на карту, которую ты столько лет тщательно хранил.
Взяв свиток, аббат развернул его.
— Мне казалось, что ты говорил о карте, — в некотором замешательстве произнес он.
— Видите ли, — похлопав лапой по свитку, начал объяснять хомяк, — это своего рода карта. Хотя вместо наглядного изображения она содержит письменное описание местности.
— Да ведь это даже не буквы, — взглянув на свиток, заметил Лог-а-Лог, — а каракули какие-то. Непонятное скопище точек, кружков и крючков. Сам черт ногу сломит, чтобы тут отличить голову от хвоста.
— Да, — согласился Могак, — это королевский шрифт Рифтгарда. Его могут прочесть только чистопородные хорьки, кровные наследники Саренго.
— Вы хотите сказать, — вскинув лапы, изумился Крикулус, ~— что хранили столько лет эту карту, не понимая ни единого слова из того, что в ней написано?
— Я не учился грамоте, — простодушно признался хомяк. — Но верил, что когда-нибудь найдется зверь, который сможет разгадать, что в ней значится.
— Ну ладно, — заключил аббат, скручивая свиток, — может ты что-нибудь еще имеешь нам сообщить?
— Нет, аббат, честное слово, я рассказал все как на духу.
— Ну и хорошо, — одобряюще похлопал его по плечу Командор. — Пойдемте-ка в дом. Вид у вас очень усталый. Сестра Вернал, не найдется ли у вас для этого доброго зверя лишней койки?
— Конечно найдется. Есть одна свободная комната с добротной кроватью, по соседству со спальными покоями диббанов.
— Вы хотите сказать, что у меня будет личная комната? И личная кровать? — Слезы невольно брызнули из глаз хомяка.
— Я прикажу выдрам, чтобы они принесли туда твои вещи. — Аббат протянул хомяку свой носовой платок. — Да, теперь у тебя будет своя комната и своя кровать, дружок.
Сестра Вернал повела Могака в его покои. По дороге он то и дело вытирал слезы, благодаря свою провожатую за проявленную к нему доброту и щедрость.
В дверях они повстречали повара Гуча, который нес бисквитные пирожные для диббанов.
— Дорогой отец настоятель, — обратился он к аббату, — что стряслось со старым хомяком? Он плачет, как ребенок. Кто обидел бедного зверя?
— Никто его не обижал, — взяв с подноса бисквит, ответил Эподемус. — Это слезы радости. Видишь ли, Гуч, здесь, в аббатстве, все дарованные нам блага — кровать, личные покои — нас ничуть не удивляют. Мы воспринимаем их как само собой разумеющееся. Но если ты всю жизнь был рабом и жил в норе, а потом вдруг получил все сразу — множество друзей, пищу, уютную комнату и собственную кровать… Как ни странно, этого бедняга спокойно вынести не смог. И потому заплакал.