Триста миллионов лет спустя
Шрифт:
Оба задумываются о серьезном и грустном… Вертолет над степью. Внизу - городок планетной обсерватории.
– Связь с ракетой восстановлена?
– спрашивает Бахарев.
– Да, восстановлена. Она летит там!
– раздраженно и с непонятной обидой машет рукой старая женщина.
– Летит твоя ракета.
Помещение центрального поста. Огонек ракеты снова ползет по линии трассы. На большом экране по-прежнему сияет «двойная звезда»: Земля и ее верный спутник. Словно ничего не случилось.
– Что же было?!
– спрашивает Забродин Градова, когда он,
– Разбита солнечная электростанция ракеты, - мрачно отвечает Градов.
– У нас осталась атомная электростанция, - облегченно вздохнув, успокаивается Забродин.
– Кроме того, разбит запасной бак рабочей жидкости.
– Что это значит?
– Если мы начнем тратить запасы жидкости на работу электростанции, у нас не останется ее для посадки на Венеру!
– Это катастрофа?..
– слышится голос журналиста Алимкулова.
– Это убьет Бахарева, - поворачивается к нему Градов, - он не должен узнать об этом.
– Что делать?.. Иван Митрофаныч, вы командир корабля!
– говорит Забродин.
– Давайте думать вместе, - отвечает Градов.
– Вы теперь начальник экспедиции…
На двери, там, где обычно вывешивают «Без доклада не входить» и прочие негостеприимные надписи, висит табличка:
Дарья Матвеевна снимает ее.
Это производит большое впечатление на Мажида. Низенький медлительный казах с горящими черными глазами порывисто шагает к старой женщине:
– Надо перелить кровь? Возьмите мою. У меня хорошая кровь. Я родился и вырос в степи!
Из глаз Дарьи Матвеевны выкатываются две скупые слезинки. Она привлекает к себе Мажида.
– Вы любите его, юноша… помогите мне оградить этого неугомонного старика от волнений. Спокойствие сейчас единственное лекарство, которое ему поможет.
– Никого не пущу!
– клятвенно обещает Мажид.
– Спать буду на этом пороге!
Обложенный подушками, Бахарев лежит на диване в своем рабочем кабинете при Планетной обсерватории. Сейчас особенно заметно, что старому ученому далеко за семьдесят лет, что он нездоров. Может быть, болезнь зажгла глаза старого ученого таким лихорадочным огнем? О чем думает он? Что его тревожит? Отсвет каких волнений делает старческие глаза такими выразительными?
«Можно обмануть старую женщину, можно обмануть всех, но… нельзя обмануть самого себя, - думает ученый.
– Я уже стар и… «это» может прийти и завтра и через час… Значит, я обязан рассказать миру о своей догадке, убедить людей. Но как это сделать?.. Мне никто не поверит. Даже посмеются. И все же я обязан это сделать! Может быть, этой догадкой измерится впоследствии вся ценность моей жизни…»
О чем тревожится ученый? Он беспокойно ворочается в постели, протягивает руку к тумбочке и берет толстую тетрадь и авторучку.
– Если я подробно… последовательно расскажу, как я пришел к своей догадке, мне поверят, должны поверить!
– бормочет ученый.
Он пытается что-то написать в тетради, но ослабевшие руки не слушаются. То тетрадь, то ручка выпадают из них. И Бахарев даже стонет от обиды, от отчаяния, от бессилия.
Скрипит дверь, на пороге - Мажид. Он подходит к постели, берет тетрадь и ручку и уносит на стол.
– Нельзя, Алексей Павлович, - строго говорит Мажид, - работать нельзя. Волноваться нельзя!
– Нельзя волноваться, - соглашается Бахарев, - и вот, чтобы я не волновался… придвинь диктофон.
– Дарья Матвеевна… - опять было начинает Мажид, но Бахарев улыбается и перебивает его:
– А мы, голубчик, ничего не скажем Дарье Матвеевне. Ей тоже вредно волноваться…
Мажид еще некоторое время крепится, стараясь сохранить на лице строгое выражение, но потом не выдерживает и улыбается…
Диктофон у постели ученого. Близко придвинув микрофон к губам, Бахарев протягивает руну и щелкает выключателем.
Вертятся бобины, протягивая ленту.
Бахарев сосредоточивается…
– Все началось с того, что мне никто не поверил. Отвергли результаты моего двадцатилетнего труда…
Глаза ученого, взгляд которых обращен в прошлое…
Через газетно-журнальное мелькание просвечиваются антенны, устремленные в безоблачное небо.
Все, что мы видим, - это воспоминания Бахарева. Вот он стоит, склонившись над лентой, и лихорадочно перебирает ее руками. Лента, испещренная загадочными значками, - во весь экран. Снимки этой ленты - на страницах газет и журналов. И дикторы всех частей света волнуют своих слушателей сенсацией:
– Новый радиотелескоп Планетной обсерватории принял загадочные сигналы с Венеры!
– Сигналы с загадочной планеты!
– Самая близкая и самая загадочная планета!
– Кто расшифрует загадочные сигналы?
– Растения-радиостанции!
– На Венере есть жизнь! Так утверждает знаменитый Бахарев!
– На Венере нет и не может быть жизни. Даже сам профессор Бахарев не обнаружил там воды и кислорода, - слышен властный голос академика Забродина.
Длинной указкой он постукивает по схеме, висящей перед ним. На схеме изображены Земля и Венера, соединенные двойной пунктирной линией. Забродин продолжает:
Я предлагаю не совершать посадки на Венеру. Пусть ракета приблизится к планете, несколько раз облетит ее, произведет соответствующие наблюдения и вернется назад, на Землю… В заключение могу добавить: гипотезу профессора Бахарева о природе Венеры отвергаю не только я. Гипотеза профессора Бахарева не отражает мнения большинства астрономов-планетчиков!
– В подобных вопросах большинство не всегда оказывается правым!
– с живостью, свойственной темпераментным людям, отзывается Бахарев. Он стоит у своей схемы экспедиции на Венеру. Здесь планеты соединены не двойной, а одинарной линией.
– И докажет это экспедиция не ВОКРУГ Венеры, а НА Венеру, уважаемый Федор Платоныч!